Инвалид шустро повернулся и замахнулся на меня саблей. Наверное, он не хотел меня убивать, а только пугал, потому что засмеялся, распахнув беззубую пасть. Он замахнулся, я подпрыгнула к потолку коридора и зависла, упираясь пятками в стены, в позе «вечерней ящерицы». Старичок вскрикнул и отклонился назад, чтобы наверняка зацепить меня острием. Кажется, он сообразил, что у нас с любовником вышел небольшой спор. Пока старик делал второй, более сильный и правильный замах, я упала вниз и с двух сторон ударила его ножами Хео в горло.
Он успел заслониться левой рукой, отбив мой выпад ложем маленького арбалета, но удар справа достиг цели. Матери-волчицы могли мной гордиться — я недешево продавала жизнь, хотя совершенно не умела фехтовать! Но мне невероятно повезло — на пути не попался ни один настоящий воин. Отобрав у безногого мертвеца оружие, я вернулась назад, в кладовую, к люку, ведущему в трюм. Я едва не порвала себе селезенку, сдвигая крышку из мореного дуба. Я сообщила тем, кто внизу, в темноте, кормил собой вшей и крыс, что мы можем захватить корабль. Надо лишь набраться отваги.
Их там было человек двадцать, из двадцати — лишь трое принадлежали к команде моего бывшего хозяина Буса. Я повторила свой призыв на четырех знакомых мне языках, затем сняла с крюка фонарь, поставила его возле люка, а сама отступила в тень. Но никто не пожелал рискнуть жизнью. Они глядели на меня из мокрой могилы и не верили в свои силы. Они надеялись, что их продадут добрым людям, а потом удастся скопить денег на выкуп. Странная надежда, учитывая, что после рынков Шанхая никто никогда не возвращался домой… Они щурились на меня, задрав вверх голодные щетинистые морды, люди и крысы, все вместе.
Ненавижу любые стаи.
Я помнила слова Высокого ламы Урлука. Ожидание в засаде — это повадка леопарда, а не робкого оленя. Я вовсе не ощущала себя леопардом, поэтому предпочла безрассудный путь наверх ожиданию смерти в трюме.
На верхних палубах, несмотря на поздний час, кружилась масса народу. Давно, со времен посещения Шелкового пути, я не встречала такого буйного смешения наций, одежд и языков. Кажется, Одноглазый командовал Вавилоном, а не двумя джонками! Высунув голову из открытого люка, я наблюдала, как щуплый командор лихо управляется со своим полудиким экипажем. Одни штопали паруса, другие чинили разлохматившийся канат, третьи надраивали неуклюжие бронзовые пушки. Кто-то таскал ведрами воду, кто-то пилил доски на замену подгоревшим частям рангоута — словом, спящих я не заметила. Джонка шла довольно быстро, если судить по толчкам волн и натянувшимся парусам. На грот-мачте, в гнезде впередсмотрящего, собралась шумная компания. Они выхватывали друг у друга подзорную трубу и вопили, указывая куда-то в темень. Нгао и двое его помощников колдовали с компасом и секстантом, шуршали бумажными картами под фонарем. Над капитаном и рулевым возвышалось что-то вроде тента с подвешенными фонариками. Мы шли в тумане, густом и белом, как свежевзбитые сливки.
Вскоре я поняла, отчего так легко сумела вылезти на палубу. Человек, которому полагалось охранять люк, лежал на форштевне с мокрым линем в руках и поминутно оповещал о результатах замеров. В первую меру песка я решила, что пираты заблудились. Уж слишком нервная суета царила на судне! Но когда к бортам снова потащили топоры и абордажные крючья, я догадалась — Нгао приметил новую добычу. Вторая джонка пиратской флотилии до того шла с нами вплотную, я видела, как пляшут фиолетовые огни на ее реях, а теперь она резко и беззвучно сместилась в сторону. Песчинку спустя совсем близко от нашего правого борта проплыла серая мокрая скала, вся в потеках от птичьего дерьма.
Человек на носу орудовал обеими руками, то вытравливая линь, то отпуская его, и звонким шепотом докладывал о результатах начальству. Еще одна скала, похожая на спящую рыбу Валь, проползла слева. Рулевой с бешеной скоростью вращал штурвал. Когда корабль вошел в особо густую полосу тумана, я мангустой выскользнула из люка и перебралась под перевернутую шлюпку. Отсюда было хуже видно, что происходит вокруг, но зато не так опасно.
Судно парило в полной тишине. Едва заметно чавкала вода, постукивая о медные листы обшивки, хрипло дышали хинцы, застывшие у бортов. Кажется, мы двигались в узком каменном коридоре. Я совсем запуталась: то ли мы охотимся за кем-то, то ли ищем вход в секретную гавань? Одноглазый Нгао отдал беззвучный приказ, и на палубу повылезали все свободные смены. Пираты залегли вдоль бортиков, вцепившись в оружие, по снастям с обезьяньей ловкостью перепрыгивали темные фигуры, позвякивали лебедки, бурлила вода под килем. Мы летели в молчании, напоминая легендарный призрачный корабль мертвецов, уворачиваясь от гранитных глыб, и вдруг… молочное марево рассеялось.
У меня ныло все тело, но в следующую песчинку я забыла о своих страданиях.
Узкий проход в скалах раздвинулся, обе джонки скользили по зеркальной поверхности гавани. Над нами, на громадной высоте, слабо светили два маяка, а внизу, в лощине, мерцали огни пиратской деревни. Там, в сотне морских гязов от нас, виднелась пристань, несколько фелюг и полуразобранная бригантина на берегу. Мне довелось попасть в самое сердце разбойничьего мира, в тайную гавань Одноглазого Нгао!
Но пиратов занимали не красоты бухты и не близкий ужин в таверне. Посреди мерцающего серебристого зеркала, словно паря над водой, покачивался невероятно красивый и страшный корабль. Никогда раньше я не видела такого удивительного, такого огромного корабля. Много позже я узнала, что он называется драккаром и что его строили норвежские столяры, но вовсе не на Великой степи, а на иной тверди, по заказу моего сурового любовника Рахмани.
В отличие от жалких посудин хинцев этот драккар был наглухо зашит сверху, он имел целых три боевые палубы, с тремя десятками пушек на каждой, его вытянутый нос украшала жутковатая деревянная фигура — полуголая девица с распущенными волосами, огромными глазами и хищным ртом. Ниже уровня пушечных портов красавец был обит сверкающей бронзой, над форштевнем грозными клыками дрожали тяжелые стрелы в натянутых стрелометах и скорпионах, а лебедка на бизань-мачте лязгала цепью, поднимая страшный свинцовый ворон, один удар которого мог пробить нашу джонку насквозь…
На шканцах и на мостике в мрачном молчании стояла группка вооруженных мужчин. Возле каждой пушки с горящим фитилем наизготовку застыли канониры.
Вздох изумления пронесся над пиратской джонкой, когда драккар легко снялся с места и заскользил к нам. На его мачтах паруса были свернуты, а в воде за кормой не оставалось следа. Он летел в локте над поверхностью бухты, и деревянная богиня на носу грозно улыбалась врагу. Я, конечно же, слышала от Матерей-волчиц про всякие чудеса, творимые волхвами из далеких северных земель. Я слышала, что они умеют перетаскивать свои корабли по суше, и те становятся легкими, точно надутые горячим воздухом бычьи пузыри, но над водой сила заклятий слабеет, и самый сильный колдун не в силах летать над волнами.
Мать-волчица маленькой девочкой брала меня с собой к Шелковому пути, там мы встречали купцов-руссов и гиперборейцев, они путешествовали в сухопутных лодках, но их ладьи едва достигали сорока локтей в длину… Также я слышала предания о чудесных людях народа инка, наших дальних родичах, приплывавших во сне на спине океанских течений, открывших фактории по всему западному берегу Лондиниума. Якобы они тоже умели делать воду твердой для своих лодок, выдолбленных целиком из стволов тысячелетних деревьев боа…
