Я теперь могу отличать, когда она говорит серьезно, а когда шутит. Когда она шутит и при этом злится – это называется «язвить». Ну а я промолчал. Что тут скажешь… Я вообще теперь не знаю, как себя с Мишель вести. И чего она со мной возится. Не люблю, когда со мной нянчатся. Я понял это недавно, когда вспоминал, как Кати или Роза делали у меня дома уборку. И сразу вспомнил, как они со мной обращались. Как с вещью. И вот теперь мне становится не слишком хорошо, когда я это чувствую, а когда мне нехорошо, я уже не терплю, как раньше, а делаю, как мне надо. Просто Мишель – не как все, и сказать ей, что мне не по нраву, как она себя ведет, я не могу. Стесняюсь, наверное.
– Хочешь, сходим в кино? – спросила она.
– Капитан приказал мне оставаться в каюте.
– С каких пор ты такой послушный?
– С тех самых, как меня хотят прихлопнуть.
Это слово – «прихлопнуть» – я недавно услышал. И запомнил. Очень емкое понятие. Прихлопнуть можно комара. Или бабочку. Потому что они маленькие. Так и меня хотели. Будто комара. И я включил музыку. Сначала Дженис. А потом ребят, которые себя почему-то «жуками» называли. Так мне голос перевел. А потом других. «Катящиеся камни». В те времена все себе какие-то странные имена придумывали. Но я научился не обращать внимания на названия. Слушать только музыку. Нипочем бы не подумал, как много на свете хорошей музыки. И как я раньше без нее обходился?
И Мишель сидела тихонько и в стенку перед собой смотрела. А потом ноги подобрала и устроилась в кресле с ногами. Я видел, что ей не слишком удобно, но она все равно не уходила.
– Почему ты не идешь спать, Мишель? Готлиб может обидеться, что ты у меня ночью сидишь.
А она посмотрела на меня грустно и ответила, что это нечестно – так говорить.
– Почему?
Мишель глаза отвела и сказала, что она очень сожалеет. И что она уже извинилась. И вообще – какого черта она передо мной оправдывается! И губу прикусила. Я подумал – как все иногда просто. Извинился, и все. Будто и не было ничего. И вообще – чего я себе навоображал? Меня к ней просто парой приставили. Чтобы глупостей не наделал. Не залез, куда не следует. Ну, и попутно, чтобы мы не скучали. Мы и не скучали. Игра такая. И ни в чем Мишель передо мной не виновата. И я ей сказал:
– Ты не должна ни в чем оправдываться. Мы ведь просто попутчики. Я заметил – тут многие по многу раз пары меняют. И нисколько не грустят.
Я так ее успокоить хотел. И сделать так, чтобы она не злилась. Мне просто поговорить с ней хотелось, как раньше. Ведь скоро мы прилетим на какой-то «Йорк» и больше никогда с ней не увидимся. Но она не успокоилась. Наоборот – посмотрела на меня очень обиженно.
– Зачем ты так со мной, Юджин? – И голос у нее дрогнул, столько в нем всего было.
И я совсем смешался. Все, что я ни делаю, все как-то наперекосяк выходит. Знаете, каково это, когда все наперекосяк? Тогда я встал и на край кресла пересел. Как тогда, у Лив. И Мишель меня обняла и щекой к моему животу прижалась. И глаза закрыла.
– Тут опять могут чего-нибудь взорвать,– сказал я ей тихо.
А она ответила тоже тихо, не открывая глаз:
– Пускай. Это все из-за меня. Я тебя в это втравила. Ты не сердись на меня, ладно? Если бы ты знал, как мне жаль.
– Что ты, Мишель. Как я могу на тебя сердиться.
И она мне улыбнулась грустно. И мы стали так сидеть. Потом Мишель задремала, и я сделал музыку потише. И сидел возле нее всю ночь. Смотрел сверху на ее лицо. Она во сне иногда хмурилась. А иногда становилась очень серьезной. Словно спорила с кем-то. Или слегка улыбалась. За ней интересно было наблюдать. Только сейчас я ее как следует рассмотрел. Лицо у нее было круглое. Вовсе не такое, как в рекламе на картинках рисуют. И тонкий нос. Ресницы пушистые. Нижняя губа слегка пухлая. Ямка на подбородке. И морщинка вертикальная внизу лба. Прическа ее растрепалась и набок сползла. И весь лоб виден стал. Она была очень красивая. Очень.
А потом к нам постучали и сказали, что мы прибыли на Йорк.
Я шел и рядом со мной – Мишель. И на нас много людей смотрело. И когда мы к главному шлюзу подошли, там стояло много офицеров. Все в белом. И капитан. Он мне вежливо так кивнул, мне и Мишель, но я почему-то ему не ответил. И он стал в сторону смотреть. И все эти белые и блестящие офицеры, когда мы через их строй проходили, они не в себе были. Словно стеснялись. Я это чувствовал. Наверное, тут все дело в их «традициях». Уж не знаю чем, но нарушил я их крепко. Очень они тут этого не любят. И я понял, что они, в сущности, не такие уж плохие люди. Даже наоборот. Просто бывают такие обстоятельства, когда даже хороший человек должен делать вещи, которые ему не по нраву. И ничего тут не попишешь.
Мишель меня проводила до самого конца. До стойки с надписью «Пограничный контроль». И там я Лив увидел. Она стояла в сторонке и смотрела на меня. А когда я ей улыбнулся, она подошла к нам. И сказала Мишель:
– Госпожа баронесса, вы позволите сказать пару слов вашему спутнику?
И при этом смотрела только на меня. Мишель пожала плечами и отвернулась. А Лив привстала на цыпочки и поцеловала меня. А я ей ответил. Губы у нее были мягкие-мягкие. Она дала мне свою карточку, где все ее номера и прочее. Сказала, если буду на Сьерра-Вентане, чтобы обязательно ей позвонил. Если захочу, конечно. И что она будет очень рада. Потом она замолчала. Мы просто смотрели друг на друга и молчали. Она была классной, Лив Зори, владелица клиники косметологии.
– Мне было очень хорошо с тобой, Юджин Уэллс,– и улыбнулась грустно.– Желаю тебе найти свою любовь. Где бы она ни была.
А потом Мишель взяла меня под руку и отвела в сторону. Достала что-то из сумочки и мне дала. Маленькую штуку, похожую на мой жетон. Сказала, чтобы я не глупил и сразу же нанял себе охрану, когда на Йорк прилечу. И что тут на все расходы хватит. И что она будет на Руре через две недели. И чтобы я с ней обязательно связался. Только я ее карточку не взял. Не знаю почему. Хотя Мишель и просила меня очень. Мы еще немного постояли молча, а потом она меня обняла. Крепко-крепко.
– Спасибо тебе за все, Юджин. Ты настоящий мужчина. Таких сейчас не осталось. Прости меня, если сможешь.
И у нее глаза стали мокрые. Что тут скажешь? Хоть сам плачь. Такой комок у нее внутри был. И все люди, что вокруг были, и те, что в форме, и просто прохожие – все на нас с любопытством оглядывались.
– Ну-ну, Мишель. Ты же целая баронесса. А я простой дурачок. Что будет с твоей репутацией? – сказал я ей. И улыбнулся.
И она мне тоже. Сквозь слезы. Голос внутри что-то у меня спросить хотел, но я ему не разрешил.
– Ты и вправду дурачок,– так она мне ответила. И по щеке меня погладила.
А я сунул свою коробочку под мышку и пошел к людям в форме. А маленький человек, тот самый, что был на станции возле Нового Торонто, тоже пошел за мной. Немного поодаль. Наверное, он думал, что я его не вижу. Но я видел. И голос мне сказал: «Опасность. Обнаружено недружественное наблюдение». И я понял, что он это про того самого человека.
