И тут я заметил дым. Тоненький черный столбик поднимался слева по борту на фоне темно-фиолетового неба. Не скрою: приятно было увидеть его раньше глазастого Гнедана.
— О! — сказал я и поежился. — Если, скажем, дым вертикально стоит, это к морозам. Скоро, скоро Новый год.
Гнедан, ясный пень, тут же засек эту деталь — и крепче охватил пальцами несчастную рукоять.
— Ага! — звонко зашептал он. — И верно, дымина стоит! Напротив лошей коряги бьются. Ты, Литка, сворачивай туда по старице, и выйдем сплыву на кусты! Оттель и подивимся на дело… Ох зело ж дымит — взогневали, видать, лодью!
Плавсредство нырнуло в гниловатую протоку, и мне пришлось буквально лечь на дно, чтобы не задевать головой многочисленные бревна, перевесившиеся к воде… Вокруг темнело не по дням, а по часам — близилась роскошная украинская ночь.
— Исто гарью тянет, — пробормотал Лито, переводя дух и опуская весла. — Смоляное древо гонится: ладья занялась, а то и две.
— Эх, хорошо горит! — позавидовал я, различив сквозь дым и туман острые очертания ладьи, наполненной до краев желтым пламенем, игравшим сквозь неплотно сшитые доски. В зареве виднелись черные точки в воде — чьи-то головы и спины.
Вырулив из старого русла на большую воду, мы бросили весла — и «сплыву», то есть, по-русски, по течению врезались в заросли, торчавшие прямо из воды метрах в полуста от берега. Гнедан раздвигал их руками, а Лито отталкивался — лодка не спеша внедрялась в кусты без особого треска, постепенно… Отсветы полыхавшей баржи едва долетали до нас — отсюда до центра событий было метров четыреста, не меньше.
Тут я наконец отметил присутствие поблизости еще одной ладьи — слегка тронутая пламенем по корме, она камуфляжно темнела во мраке. А между тем именно на ней происходило главное шоу — уткнувшись в борт баржи носами, на воде мелко вибрировали крошечные лодочки, штук семь или восемь. Время от времени рядом с лодочками забавно плюхалось в воду что-то тяжелое — должно быть, трупики убитых. Народ на барже развлекался вовсю — в огненных бликах то и дело прослеживались тонкие желтые полоски натруженных мечей.
— Плескун кличет народ на подступ, — тихо сказал Лито, выправив из-под прически чуткое ухо. — Знаком чую его глас… Указывает холопам на гареву ладью — треба, мол, на берег утаскивать терет… Денег, гласит, ищите — остаток нехай пламенеет…
— А Рогволод чего говорит? — полюбопытствовал я, недоумевая про себя, кто есть Плескун и почему его имя должно быть знакомым.
— Рогволода не чую, — сказал Лито, подумав. Глухо брякнув железками, он поднялся на ноги и жестом приказал Гнедану оставить в покое трещавшие под руками ветки:
— И понову внятна Плескунова речь… оставити, мол, живыми вождей алыберских… Эко слово! речь незнаема тече… алыберска! Тужно алыберам доводится: опаслива речь, поспешна. А Рогволода… нет, не чуемо Рогволода. Молчит.
— Или убит, — предложил Гнедан.
— Или в кустах, Метанку за талию держит, — завершил я логическую цепочку. Любопытно было все-таки созерцать эту разборку: Рогволодовы «разбитчики» работали качественно, слаженно. От горящей баржи уже потянулся к берегу караван плотиков, нагруженных добычей. Несколько мужиков с берега махали плотикам факелами — один из мужиков принимал свертки, юрко грузил их на телегу — и вдруг замер: всплеснул руками, будто не веря своему счастью, напрягся — и прилег лицом на травку. Очевидно, стрелой задели. Такие дела.
Глаза примирились с присутствием темноты и адекватнее фиксировали события: вот уже виден ряд остроконечных касок поверх борта ладьи — нерусские мужики с оранжевыми от пламени лицами приникли к неуклюжим арбалетам… Наши явно теснили алыберов: арбалетчики сбились на носу в кучку, и только некий энтузиаст с огромным палашом в руке бегал за их спинами, золотисто блестя доспехами.
— Туго дело купецко, — резюмировал Гнедан, отвернувшись от зрелища и глубже нахлобучивая шлем на уши. — Пир теперь Рогволоду — победа…
— Ну что ж: время и нам пошакалить на чужом застолье, — сказал я, тихо удивляясь фигурности собственной речи. — Пора трогать, ребятки, к ягоднику — Рогволод с Метанкой ждать не будут. Любовь не терпит и не ждет, как сказал поэт.
Подчиненные дружно полезли из лодки в воду, намокая штанами по самые завязки от меча. Неуверенно нащупывая босыми подошвами илистое дно, наш батальон десантировался на берег. Лагерь Рогволода буянил кострами и пьяными криками чуть в стороне — постоянно имея в виду спину Гнедана, вышагивавшего впереди с обнаженным мечом в руке, мы с Лито приближались к ягоднику.
Заядлые звуки затухавшей битвы и разгоравшегося пиршества постепенно слились с шумовым фоном, и в протяжной тишине наши шаги стали ужасно отчетливы. Вскоре и расщепленный дуб замаячил на границе зрительного восприятия — травка здесь, на опушке, была мягкая и сонная, а от земли конкретно пахло эфирными маслами. Как по команде — словно почувствовав романтичность декораций — огромная лунища вырулила из-за облака, и все окрестные вампиры заступили на боевое дежурство. Не будь я в кольчуге, еще подумал бы, стоит ли прогулка выручки — но жесткий меч принципиально качался на бедре, и я решил, что полянка очень симпатичная и ничуть не страшная. Земляники, должно быть, полно…
Я еще думал о землянике, а Гнедан уже замер как отмороженный. И это понятно: он наступил на труп. Труп лежал на травке лицом вниз — и, наверное, кошмарно улыбался. Я ободрительно похлопал Гнедана по плечу и, стиснув зубы, чтоб не стучали, вопросительно заглянул ему в лицо.
В желтых Гнедановых глазах, моргавших в прорезях стальной личины, мелькнули сильные эмоции.
— Ты знал его? — трагично спросил я. Очевидно, Гнедан только что потерял родственника или друга — я соболезно потупился…
— Да, — рыжий слегка кивнул. — Это княжич Рогволод. Лито бросился к телу и перевернул его лицом к лунному свету. Княжич был рослым смазливым мальчиком лет восемнадцати — в новеньких модных доспехах, надетых поверх жемчужно блестевшей кольчуги, он казался накачанным до невозможности. Метр девяносто, подумал я, оценив рост покойного — и еще раз вздохнул, соболезнуя. Тяжко опустившись на колени, я помолчал немного — и негнущимися от горя пальцами отстегнул с пряса княжича плотно набитый кошелек. Пятна лунного света опустились на лицо убитого, и реально показалось, что он улыбается мне — крупными белыми зубами из-под тонкой верхней губы, поросшей щеточкой темных усов.
— Я сейчас просто забеременею от удивления. Нет, они все-таки появились — кто бы мог подумать! — послышался вдруг детский голос откуда-то сверху. — Не прошло и полгода! Я тут мерзну со страшной силой, а они, видите ли, княжича разглядывают.
Метрах в трех от земли на дубовой ветке сидела, болтая в воздухе ровными ножками, одна моя знакомая ведьма. Она и правда казалась замерзшей: маленькое тело, облитое холодной луной, влажно блестело — от росы. Я приблизился и ухватил железными пальцами скользкую босую пятку.
— Низвергайся, — сказал я почти влюбленно.
