– Старший уполномоченный Муромский.
– Товарищ Муромский. Все в абажуре, то есть в ажуре, конечно. Понимаете, у нас сегодня с невестой помолвка. Невесту видите?.. Душка, душка, право слово! А вон тот черненький с беленькими косичками – шафер наш. Выписали за большие деньги из самого Черемысля для экзотики. Здесь-то мы помолвку и отмечаем в компании родителей. Вот это Августин Дерябныч, папенька Инги. А это матушка моя, Дунья Накладовна.
– Мужчина?
– Что вы, господин старший уполномоченный, какая же она мужчина? Обратите внимание, на которую сторону у нее жакет застегивается. А что до маникюра и макияжа, так женщина ведь, как ей без красоты? Войдите в положение, товарищ Маразмский.
– Муромский я. Му-ром-ский. Ясно вам? И с какой стати я должен входить в положение? Мне этих, которые в положении, по службе хватает. Шуточки. Будьте любезны, с вещами на выход. Дежурная машина заждалась.
Алексей понурился. Похлопал себя по карманам.
– Командир, можно тебя на минутку?
Отвел насупленного опера в сторону.
– Вещей всего десять «штук». Больше, ей-ей, нету.
– Пошли, проверим твои вещи, – буркнул подобревший командир.
Направились в «предбанник». Охранник вскинул руку, отдавая честь. Муромский неодобрительно заметил:
– Й-эх, пустая твоя голова! И честь-то отдать не умеешь. Да и много чести – брать твою честь… А тебя, афро-головешка, па-апрашу остаться! – пресек он начатое Дреддом движение. – А то на раз-два запрягу иммиграционную карту заполнять печатными буквами в десяти экземплярах, не считая анкет.
Спустя несколько минут Алексей вернулся. Нервно закурил. Маркеру, который порывался рассказать ему о вреде курения в «Карамболе», взбешенно выпалил прямо в лицо:
– Меня какой-то летеха развел на десять честно заработанных «косарей», а вам и не икнулось! Будешь нервы мотать, живо людям расскажу, какая тут клоака мерзостная. Оно вам нужно – рекламная кампания? Метнулся до камбуза, тело. Живей! Для мадемуазель – «Малибу», мне – стакан «Березовой». Папуасу моему – ром. Время пошло!
Яростно дымя «Примой», прошествовал к переводящим дух горе-реваншистам.
– Бабло уплыло до последнего гроша, но гадкий осадок на душе остался. Вам, товарищи в борьбе, рекомендую поспешить отсюда к едрене Фене! – «К Фекле, – поправился про себя, – прости, Фень». – Пока этот уполномоченный не надумал вернуться. Камрад Августин, надеюсь свидеться через час у парадного вашего подъезда. Готовьте калым.
Когда пороховая гарь рассеялась, павших и раненых унесли, и «Карамболь» вернулся к прежней размеренной жизни, в него завернула шумливая «понятийная» братва. Впереди, к Лешкиной удаче, брел на заклание Герка Немчик, пока что ни о каком заклании не подозревая. Напротив, заметив расфуфыренного Попова, Немчик приветственно возопил:
– А трипопец-пец-пец-пец-попа! Мне в аккурат деньжищ не хватает братву угостить. Слабо отыграться, Алексеюшко?.. Что говоришь, не слышу? Блиц по пять?.. По барабану, лохматый. Пять так пять. С голой попы хоть шерсти клок, гы-ы!
Смеялся Немчик нехорошо. И в последний раз. Три блица по пять промелькнули перед Геркой в полчаса, облегчив ему муки выбора развлечений ровнехонько на сорок тысяч.
Леха в душе сочувствовал бедолаге, потому что знал, каково будет Герке наутро. Каково ему будет!
Размышляя философически о коловращении жизни, он отправился в сопровождении Инги с Ванюшей Дреддом к уютному особнячку налоговой полиции. План удался на все двести!
Миссия с треском завершилась обменом удостоверениями. Огорченный до невозможности хорек Августин Дерябныч пытался поймать тачку. Подсвинок Накладыч безутешно лил слезы над необратимо похудевшим кошельком, размазывая по рыльцу тушь и румяна наманикюренным копытцем. За всем этим безобразием флегматично наблюдал из ближайших кустов пушистый кот дымчатой расцветки. Не то чтобы ему была любопытна трагедия однопартиицев, просто ждал подругу, сиамскую красавицу Мусю, вот и коротал время.
Помпезный кабриолет докатил до ближайшего угла, где его уже поджидал виртуоз разводного ключа и газовой горелки Матвей Черепанов. Он же Матвейка-Паровоз, который по старой дружбе одолжил Муромскому «ситроен» из собственной мастерской.
Пассажиры от всего сердца поблагодарили лучшего авторемонтника Картафанова и просто хорошего человека за помощь (Инга жарко поцеловала его прямо в колючие усы), после чего со смехом перекочевали в салон знакомой «окушки».
«Ока» норовисто взбрыкнула и аллюром три креста понеслась в надвигающуюся ночь.
Глава 7КАМАРИНСКАЯ ПОД СЕНЬЮ САКУРЫ
Фебруарий Мартович Гендерный считал себя гражданином мира. Космополитом без дураков и антиглобалистом по зову сердца. Лишь возмутительное стечение обстоятельств заставляло этого гладкого, упитанного мужчину пятидесяти с куцым хвостиком лет прозябать на краю Ойкумены, в дрянном городишке Картафаново. Следует признать, однако, что возмутительные обстоятельства текли не столь уж катастрофически вкривь да вкось. Как-никак Фебруарий Мартович являлся заместителем генерального директора Картафановского НИИ среднего машиностроения. В его ведении находились внешнеторговые связи.
Еще совсем недавно руссийское среднее машиностроение никаких связей с внешней торговлей не имело и иметь не могло. Поскольку строило машинки не простые, а предназначенные для вооруженной обороны, а то и нападения. Но времена меняются. Настал срок для конверсии в режимном НИИ города Картафаново. И, как следствие, на приданном институту опытно-экспериментальном заводе «Луч».
Тогда-то и повез Фебруарий Мартович на выставки да салоны кое-какие экспонаты из запасов картафановских оружейников. Приборы ночного видения, дальнего слушания и глубокого ныряния. Долгоиграющие батарейки, вечные лампочки, не тупящиеся ножи и ножницы. Самостоятельно высыхающие обувные стельки и прочее полезное добро по мелочам.
Зарубежные устроители выставок встречали Фебруария Мартовича с распростертыми объятиями. Пытались даже на руках носить. Кричали наперебой: «Вери велл!», «Дас ист фантастиш!» и «Сутэки! Сугой!» Жадно щупали и разглядывали картафановские хитрые изделия. А потом, сладко напоив-накормив Гендерного, уложив в постельку, согретую щедрым женским теплом, спрашивали. Спрашивали льстиво и нежно голосами тех самых теплых постельных дамочек: нет ли у него еще каких штучек? Помудренее, полюбопытнее для серьезных людей. Только не в виде готового серийного изделия, а в виде документации. Чертежи, описания, технологические процессы и тому подобное. Знаете, милый Фебруарий, насколько весомой может быть наша благодарность?
Гендерный стойко держался. Года эдак полтора. Или, бери выше, все два. То отшучивался, то отцеловывался, то пьяным притворялся. Но суммы, нашептываемые на ушко прелестницами-соблазнительницами, мало-помалу росли. Игнорировать их становилось все трудней. К тому же Фебруарию Мартовичу чертовски хотелось стать подданным просвещенного короля Фряжского. Или подданным микадо Нихонского. Да хоть бы и налогоплательщиком президента Североамериканского.
