* * *
Она услышала голос, но сообщение было не таким, какого она ожидала. Теперь Марта поняла, откуда взялась тревога, витавшая в снах. Ее лицо затвердело, превратившись в непроницаемую маску. Никто из слуг, хорошо ее знавших, не мог бы даже предположить, как идут дела – великолепно или катастрофически плохо.
Она одела брючный костюм, вооружилась баллончиком со слезоточивым газом и револьвером Кольта «детектив спешиэл». Спускаясь в кабине лифта, она закурила сигарету. Привычка была вредной, но Хаммерштайн утешала себя тем, что невозобновляемые запасы табака в Империи подходят к концу.
Прямо из кабины лифта она попала в подземный гараж, где находились принадлежавшие ей автомобили. Жестом отказалась от услуг личного шофера. Поколебавшись, она выбрала подарок отца к совершеннолетию: антикварную «альфа-ромео» 1968 года. Машина поразительно хорошо сохранилась, простояв полсотни лет в гараже какого-то коллекционера-техна, после чего была экспроприирована.
Марта прогрела двигатель, глядя в расширяющийся светлый прямоугольник, пока створка ворот медленно ползла вверх. Потом она резко послала «альфу» вперед. Машина выскочила наружу и с визгом развернулась на влажном асфальте. Несколько километров до графского дворца она проделала за какую-нибудь минуту. На пустых улицах не было помех. Возле резиденции губернатора ее уже ждали. Безликий человек принял у нее ключи и отогнал машину на стоянку.
Взбегая по ступенькам, Марта докурила и выбросила сигарету. В холле она увидела помятое после бессонной ночи лицо Карла Габера – шефа личной охраны губернатора. Видимо, дела действительно складывались не лучшим образом – Марте стало ясно, что Габер боится. Не только за чужую, а прежде всего за свою собственную жизнь...
Габер ей нравился. Это был жесткий, немногословный сорокалетний человек с мужественным лицом и мощной фигурой. Один из немногих, кому удавалось противостоять инстинктам и сдерживать себя в ее присутствии. Возможно, потому, что сильнее всего у него был развит именно инстинкт самосохранения. Карл продержался на своем посту уже около десяти лет, и это само по себе являлось уникальным достижением.
Они обменялись кивками, а потом Марта увидела свою мать – преждевременно постаревшую, но все еще красивую женщину из технов, хранившую собачью верность мужу и за это обласканную им. Глаза графини были воспалены и выдавали то, что она плакала. Марта испытывала к ней сентиментальное чувство, которое можно было назвать скорее жалостью, чем любовью. Мать была представительницей отмирающего сообщества слабых и никчемных существ...
Они обнялись. Графиня пошатнулась, и Марте пришлось поддержать ее. Она буквально излучала боль и растерянность.
– Гуго заболел, – прошептала мать.
– Я уже знаю. Что в этом необычного?
– Граф встревожен. Никто не может понять, в чем дело. Это похоже на... – она была готова разрыдаться.
Марта встряхнула ее и рукой поманила к себе служанку.
– Отведите графиню в спальню и дайте ей что-нибудь успокаивающее.
Освободившись, она направилась в покои своего незадачливого братца, умудрившегося подхватить какую-то заразу. Габер проводил ее ничего не выражающим взглядом. Это не означало, что его мозг отдыхает. Карл уже сделал все, что мог. Его хорошо натасканные «псы» находились на своих местах, готовые вцепиться в любую подозрительную глотку. Вот только таковых до сих пор не было обнаружено.
Правда, Габер уже около часа обсасывал одну мыслишку, весьма похожую на старый афоризм: «Если врага нет, то его следовало бы придумать». Габер не терял времени зря, размышляя об этом с чисто немецкой педантичностью. При случае он уже мог предложить в качестве искупительных жертв как минимум две кандидатуры. Наступало удобное время, чтобы избавиться от возможных конкурентов...
В коридорах было полно людей из службы безопасности. Все старательно изображали настороженность и бдительность... В спальне Гуго Марта застала лежащего на кровати бесчувственного брата, отца, сидящего в кресле, и двух ближайших советников графа, застывших возле зашторенного окна.
Морщинистое лицо Теодора фон Хаммерштайна выражало крайнюю степень озабоченности. Марта подошла к нему. Отец был ее идеалом мужчины: сильный, беспощадный, коварный... и, как поговаривали, весьма неугомонный в постели. Им она восхищалась, а иногда даже побаивалась своего родителя.
Когда он увидел ее, то не стал скрывать своей радости. Они тепло обнялись, и он прошептал ей на ухо несколько ласковых слов. Марта бросила взгляд на мертвецки бледное лицо брата, освещенное лампой с абажуром из мутно-белого стекла. Дыхание больного было неровным и слабым; под приоткрытыми веками двумя грязными лужицами поблескивали белки. Странная метаморфоза произошла и с кожей – она стала похожа на ветхую расползающуюся ткань...
– Что с ним? – спросила Марта у отца. Сейчас ее голос и тон сильно отличались от тех, которыми она пользовалась раньше.
– Неизвестно. Мы впервые столкнулись с этой... проблемой. Исследование ауры ничего не дало. Все внутренние органы в порядке. Биополе не нуждается в коррекции. Внутри организма нет ни яда, ни раковых клеток, ни остаточных следов воздействия некросферы... То, что с ним происходит, похоже на процесс естественного старения и распада, ускоренный в десятки тысяч раз.
– Техны? – она с ненавистью выдохнула это слово.
Отец впервые отвел глаза.
– Возможно. Но каким образом? Прямой контакт исключен. Габер рискует головой. Излучение отсутствует...
– Ты имеешь в виду – известное излучение? – быстро перебила она.
– Да. Ты, детка, меня хорошо понимаешь, – он снова посмотрел на нее с выражением отцовского удовлетворения. – Но это еще не все. Этой ночью охотились и на меня.
– Что?!
– Очень похожее влияние. Я своевременно проснулся и поставил блок, – граф перешел на шепот, который слышала только дочь. – По правде говоря, я паршиво себя чувствую. Возможно, они достали меня...
Впервые за сегодняшний день Марта почувствовала холодок страха, пробежавший по спине. Отец говорил жуткие, почти невообразимые вещи. До сих пор никто из них не допускал вероятности краха даже в мыслях. Если только в этом действительно замешаны техны, а не въевшийся во все поры и мозги стереотип врага...
– Какое влияние? – спросила она после паузы.
Он покачал головой.
– Не знаю. Но это точно не «психо», можешь мне поверить. Если бы я верил в дурацкие сказки кочевников, то сказал бы, что это...
Он замолк и коснулся ладонью лба своего сына. Марта склонилась над ним. Ее губы раскрылись. Она ловила каждое его слово и даже тени непроизнесенных слов.
– Говори, отец! – потребовала она, все еще не понимая, на что он намекает. Хаммерштайн заметно колебался. Не был уверен в себе? Или боялся показаться смешным? Но момент был слишком неподходящим для смеха...
– По нашим сведениям, монастырские ублюдки вплотную занялись черной магией.
