Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
Вдруг Большаков сказал:
— Почему бы ей не сесть в тюрьму?! Все сидят, а она чем же лучше других?! Оттянула бы годика три-четыре. Вызвала бы повышенный международный резонанс.
Все закричали:
— Но ведь она больная и старая женщина!
Большаков объяснил:
— Вот и прекрасно. Если она умрет в тюрьме, резонанс будет еще сильнее.
В библиотеке Сент-Джонс обсуждалось коллективное послание Нэнси Рейган. Сути этого послания я так и не уяснил. Почему решили обратиться именно к ней? Почему не к самому мистеру Рейгану? Бурной реакции в обоих случаях не предвиделось. Эмигранты желали Нэнси Рейган доброго здоровья. Выражали удовлетворение ее общественной деятельностью. А главное, заклинали ее оберегать и лелеять мужа. «На радость, — именно так было сформулировано, — всего прогрессивного человечества».
Составил это нелепое письмо таинственный религиозный деятель Лемкус. Он же раньше других скрепил его витиеватой кучерявой подписью.
Собравшиеся выслушали ничтожный текст без эмоций. Молча проголосовали — за. Один лишь Шагин мрачновато произнес:
— Вы путаете эту даму с Крупской.
К часу дня я перестал вести записи и спрятал магнитофон. Оставались еще какие-то фантастические выборы. А так — я мог лететь домой ближайшим рейсом.
С Тасей я простился. Так и сказал ей утром:
— Давай на всякий случай попрощаемся.
— Как это — на всякий случай? Что может случиться?
— Возможно, я сегодня улечу.
— Прямо сейчас?
— Может быть, вечером.
— Значит, мы еще увидимся.
— Вдруг я тебя не застану.
— Застанешь.
Я подумал — а что, если она собирается лететь в Нью-Йорк? По-моему, это будет уже слишком. В нашем городе и так сумасшедших хватает. Да и утомили меня несколько все эти приключения.
Еще я подумал — вот она, моя юность. Сидит, роняет пепел мимо керамического блюдца с надписью «Вспоминай Техас!». Хотя находимся мы в центре Лос-Анджелеса.
Вот оно, думаю, мое прошлое: женщина, злоупотребляющая косметикой, нахальная и беспомощная. И это прошлое вдруг становится моим настоящим. А может, упаси Господь, и будущим…
— Я еще тут должен выяснить насчет собаки, — говорю.
— То есть?
— В связи с ее транспортировкой… Должны быть какие-то правила.
— Все очень просто, я узнавала. Тебе придется купить специальный ящик. Что-то вроде клетки. Это недорого, в пределах сотни.
— Ясно, — говорю.
Самое любопытное, что я действительно всегда мечтал иметь щенка…
В кулуарах меня окликнул человек невысокого роста, лысый, с хитрыми и бойкими глазами. Касаясь моего рукава, он заговорил:
— Насколько я знаю, вы имеете отношение к прессе.
— Косвенное, — сделал я попытку уклониться.
— Этого достаточно. Дело в том, что у меня есть статья. Вернее, небольшое исследование. Или даже эссе. Хотелось бы пристроить его в какую-нибудь газету.
— Что за эссе, — спрашиваю, — как называется?
Незнакомец охотно пояснил:
— Эссе называется «Микеланджело живет во Флашинге».
— Это о чем же?
— О творчестве замечательного художника и скульптора, который проживает во Флашинге. Он-то и есть Микеланджело. В нарицательном смысле.
— Что за скульптор? Как фамилия?
— Туровер. Александр Матвеевич Туровер.
— А кто написал эссе? Кто автор?
— Эссе написал я, с вашего разрешения.
Тогда я спросил:
— А вы, простите, кто будете? С кем имею честь?..
Незнакомец тихим голосом представился:
— Туровер. Александр Туровер. Александр Матвеевич Туровер…
Было ясно, что он всегда представляется именно так. Сначала называет фамилию. Затем еще раз — фамилию плюс имя. Затем, наконец, фамилию, имя, отчество. Как будто одной попытки мало. Как будто разом ему не передать всего масштаба собственной личности.
Тут я окончательно запутался и говорю:
— Минуточку. Значит, так. Поправьте меня, если я ошибаюсь… Вы — художник Туровер. И вы же — автор статьи о художнике Туровере. Причем хвалебной статьи, не так ли?
— Более того, апологетической.
Я все еще чего-то не понимал:
— Вы написали эссе о собственном творчестве? Может, я что-то путаю?
Мой новый знакомый поощрительно улыбнулся:
— Вы абсолютно правильно излагаете суть дела.
Тогда я подумал и говорю:
— Дайте мне копию. Я передам ее в «Слово и дело».
— Копия у вас, — поблескивая глазами, сказал Туровер.
— Что значит — у меня? Где именно?
— В портфеле, — был ответ.
Я нервно раскрыл свой портфель.
Там вместе с портативным магнитофоном и деловыми бумагами лежал незнакомый конверт.
Как он сюда попал? Кто мне его подсунул?..
Я решил не думать об этом. Как часто повторяет Юзовский: в любой ситуации необходима доля абсурда.
(ПРИМЕЧАНИЕ. Корреспонденция Туровера «Микеланджело живет во Флашинге» опубликована 14 января 1986 года за подписью «А. Беспристрастный».)
Я решил позвонить в гостиницу. Узнать, чем занимается Тася. Выяснить, как поживает наш щенок.
Тасю я не застал. Зачем-то позвонил снова. Потом еще раз. Как будто надеялся, что подойдет собака…
Выборы должны были состояться под открытым небом. Для этой цели городская администрация выделила пустырь между католической библиотекой и зданием суда. За ночь активисты сколотили трибуну. На фанерных стендах возвышались портреты Гинзбурга, Орлова, Щаранского. Из динамиков по всей округе разносилось:
Поручик Голицын, достаньте бокалы,
Корнет Оболенский, налейте вина!..
Надлежало избрать троих самых крупных государственных деятелей будущей России. Сначала президента. Затем премьер-министра. И наконец, лидера оппозиционной партии. Эти трое должны были затем сформировать правительство народного единства. Верховный Совет заменялся Государственной Думой. Совет Министров преобразовывался в Коллегию Народного Хозяйства. На месте распущенной Коммунистической партии должна была возникнуть оппозиционная. Что за оппозиционная партия — было еще не совсем ясно. Оппозиция — к чему? Этого еще тоже не решили.
Выбрать должны были троих. А выдвинутых оказалось — человек сорок. Государственных деятелей, как известно, в эмиграции хватает.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
