Впечатление, будто себя он пытается убедить в этом больше, чем меня.
Он вышел наружу и хлопнул за собой дверью, оставив меня одну в гостиной. Мои руки хватаются за живот, а тошнота увеличивается. Боюсь, если я не возьму себя в руки, то у меня не хватит сил, чтобы встать и уйти. Я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, начиная считать от десяти до нуля.
Этому методу я научилась в детстве у отца. У меня часто бывали, как это называли мои родители, «эмоциональные срывы». Папа обнимал меня и сжимал так сильно, как только мог, и мы начинали обратный отсчет. Иногда я устраивала истерики просто, чтобы он обнял меня. Я бы все отдала сейчас за папины объятия.
Входная дверь открылась, и внутрь вошел Уилл со спящим Колдером на руках.
— Кел проснулся и пошел домой. Тебе тоже пора идти, — тихо сказал он.
Я чувствую себя полностью униженной. Мне стыдно за то, что произошло между нами и за тот факт, что он заставил меня почувствовать себя отчаянной; слабеенего. Я хватаю ключи со столика и поворачиваюсь к двери, остановившись рядом с ним.
— Ты мудак. — Я повернулась и ушла, хлопнув за собой дверью.
Добравшись до своей спальни, я рухнула на кровать и заплакала. Ко мне наконец пришло вдохновение для поэмы; хоть она будет и негативного содержания. Я взяла ручку и начала писать, одновременно смахивая капельки слез с бумаги.
Тебе не быть мной,
Радуйся этому.
Я вижу боль,
Я не чувствую боль.
Я похож на Железного Дровосека
The Avett Brothers, Tin Man
Глава седьмая
Если верить Элизабет Кюблер-Росс, существует пять стадий принятия смерти любимого человека: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие.
В последнем семестре восьмого класса я ходила на занятия по психологии. Мы как раз обсуждали четвертую стадию, когда в кабинет зашел бледный как приведение директор.
— Лэйкен, можно тебя в коридор, пожалуйста?
Директор Басс был приятным мужчиной. С пухлым животом, с пухлыми ручками, с пухлыми местами, о возможной пухлости которых ты даже не подозревал. Это был непривычно холодный день для Техаса, но вы бы ни за что не догадались об этом, глядя на пятна от пота под его подмышками. Он был из тех директоров, что сидели в своих кабинетах, а не бродили по коридорам. Он никогда не отправлялся на поиски неприятностей, просто ждал, пока они сами придут к нему. Так почему он был здесь?
Внизу моего живота зародилось неприятное предчувствие; я встала и медленно вышла из кабинета. Он не смотрел мне в глаза. Я помню, как взглянула на его лицо, и директор Басс тут же опустил голову. Он сочувствовал мне. Но почему?
В коридоре меня ждала мать, тушь оставила длинные черные полосы на ее щеках. По ее глазам я сразу поняла, почему она здесь. Почему оназдесь, а моего отца нет.
— Как? — заплакала я. Она обвила меня руками и начала оседать на пол. Вместо того, чтобы поддержать ее, я тоже упала вниз. В этот день мы пережили свою первую стадию на полу в коридоре моей школы: отрицание.
***
Гевин готовится представить свой стих. Он стоит перед классом, листочки с записями трясутся в его руках. Парень прочистил горло, чтобы начать читать.
Я игнорирую Гевина и сосредотачиваюсь на Уилле; мне любопытно, неужели пять стадий подходят только под смерть любимого человека? А под смерть частички твоей жизни? Если так, то я определенно прямо на середине второй стадии: гнева.
— Как называется твое произведение, Гевин? — спрашивает Уилл. Он сидит за столом и делает заметки по выступлению учеников. Меня раздражает его внимательность, сосредоточенность на всем, кроме меня. Меня раздражает его способность заставить меня чувствовать себя большой, невидимой пустотой. Меня раздражает, как он замолкает, чтобы погрызть кончик ручки. Только вчера эти самые губы, сомкнувшиеся на кончике отвратительной красной ручки, целовали мою шею вдоль и поперек.
Также быстро, как мысль о поцелуе закралась в мою голову, я отбрасываю ее. Не знаю, как долго это займет, но я намерена вырваться из его хватки.
— Эм, если честно, я никак его не называл, — ответил Гевин. Он предпоследний, кто зачитывает свою работу. — Думаю, вы можете называть его «Предварительное предложение».
— Отлично, начинай, — отдает приказ Уилл учительским тоном, который тоже меня раздражает.
— Кхм-хм, — Гевин прочистил горло. Его руки еще больше затряслись, и он начал читать:
Один миллион пятьдесят одна тысяча двести минут
Примерно столько я люблю тебя.
Столько я думал о тебе,
Столько я волновался о тебе,
Столько я благодарил Бога за тебя,
Столько я благодарил каждое божество во Вселенной за тебя,
Один миллион
Пятьдесят одна тысяча
И
Две
Сотни
Минут…
Один миллион пятьдесят одна тысяча двести раз.
Столько ты заставляла меня улыбаться
Столько ты заставляла меня мечтать
Столько ты заставляла меня верить
Столько ты заставляла меня познавать
Столько ты заставляла меня обожать
Столько ты заставляла меня ценить
Мою жизнь
Гевин прошел к концу комнаты, где сидит Эдди, стал на колено перед ней и дочитал последние строки своей поэмы.
И именно через один миллион пятьдесят одну тысячу и двести минут с этого момента , я сделаю тебе предложение и попрошу прожить со мной все остальные минуты твоей жизни .
