Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
— А ну посторонись, люди милицейские-е! В стороны раздайси-и! Хочу своими глазами увидеть, как черти гроб Никитки-участкового в ад утащу-у-ут! Хы-хы-хы, ик!
Потом чьи-то заботливые руки опустили крышку и забили гвозди. Наши стрельцы зачем-то троекратно грянули «ура!», и бабка громко прошептала:
— Всё хорошо, соколик, не боись, вроде поверили. Сейчас быстренько помин проведём да тебя на рассвете и выкопаем…
Угу. Понял. Ясно. «Чего?!!» — едва не взвыл я, да и взвыл бы, если б мог! Какой ещё помин?! Зачем помин? Сразу выкапывайте, не желаю я тут, в гробу, лежать, пока вы там все по три стопочки «напоминаетесь»!!! Но язык меня не слушался, руки не поднимались, а открыть крышку силой протестующей мыслеформы лично у меня никак не получалось. Блин, блин, блин…
Тем временем гроб был опущен в яму, и комья земли загрохотали, погребая живого меня в угоду общественной и служебной пользе. Через пять или десять минут неконтролируемой истерики я признал собственное поражение и попытался хотя бы успокоиться.
Получилось. Не сразу и не так чтоб очень, но получилось. Примерно с полчаса я мыслил позитивно и логично, убеждая себя, что бабка права, что всё должно соответствовать народным традициям, я поминальный стол служит последним, заключительным штрихом в нашей глобальной афере.
Ещё с полчаса я высчитывал, сколько времени надо нашим, чтобы вернуться в город, сесть, помянуть и отправиться за мной обратно. Получалось, что не больше двух часов. Значит, осталось потерпеть какой-нибудь час-полтора, и всё это кончится. Вот только как подсчитывать время в полной темноте, в гробу, под землёй? Я решил считать по шестьдесят; шестьдесят раз, наверное, это и будет час. Хотя могу и ошибаться, но всё-таки это хоть какое-то занятие…
Потом на моей могиле кто-то начал яростно отплясывать и сбил меня со счёта. Склонен уверенно подозревать, что это был мстительный дьяк, но реальных доказательств не имею. Вроде бы в мыслях о том, как бы его потом прижучить, я и уснул. Или задремал, не важно.
Думаю, проспал я прилично, часа два, не меньше, поскольку спина затекла основательно. Но меня ещё не выкопали! И, похоже, даже не собираются! Вот ведь чуяло моё сердце, что не надо было соглашаться на эту дебилистическую идею с собственным захоронением.
Подумаешь, объявили они всем уже, что я умер! Да сказали бы, что пошутили, скупой милицейский юмор, делов-то! Ничего, никто бы фатально не обиделся, а преступников мы всегда и так ловили, без непременного объявления меня усопшим.
Вот вылезу, и в следующий раз пусть Митьку хоронят или Еремеева, да и Яге в её годы тоже можно было бы… Так сказать, потренироваться, как оно вообще и по ощущениям! Потом я, кажется, заплакал. Потом опять уснул. Но на этот раз проснулся быстро, потому что земля вздрагивала и меня, кажется, выкапывали.
— Наконец-то, — с чувством простонал я, услышав первый удар лопатой по крышке гроба.
Речь вернулась! Я говорил, я даже худо-бедно мог двигаться, а значит, моя домохозяйка не обманула насчёт настойки и всё идёт по плану!
Мой гроб вытащили наверх, поставили ногами кверху на какой-то возвышенности и лопатой подняли крышку. Гвозди подались не сразу, но это уже была свобода и спасение…
— В следующий раз я вас сам всех закопаю! — громко объявил я, помогая скинуть крышку и садясь в гробу.
На меня испуганно уставились три незнакомые морды с козлиными бородками, рожками и рыльцем пятачком.
— Ма-ма-а-а!!! — заорали мы все четверо в один голос.
«Чёрные археологи», бросив лопаты и задрав хвосты, припустили по предрассветному кладбищу так, что только копытца засверкали. Кажется, теперь я узнал, кто такие бесы, как выглядят и чем занимаются. Ну, в смысле, что на кладбище свежих покойников выкапывают. Для еды, наверное, хотя возможно и иное. Что, если они целенаправленно хотели вскрыть именно мою могилу и лично удостовериться в моей смерти?
— А ведь, кстати, последнее — реальней всего, — пробормотал я сам себе под нос, отряхнулся, сбросил гроб обратно в яму, быстренько закидал землёй, обе лопаты швырнул в кусты и по рассветному солнышку широким шагом отправился домой, в Лукошкино.
Птицы просыпались, золотые лучи из-под розовых облаков щекотали мне ресницы, прохладный ветерок забирался за воротник кителя, а сердце билось с ничем не сравнимой радостью. Голова едва не кружилась от счастья, я — живой! Живой! На свободе, не в могиле, не в душном гробу, а здесь и сейчас — лёгкий, подпрыгивающий, упоённый жизнью, солнцем, небом!
Мысли были чистыми, ясными, от всех сомнений, горечи, проблем или каких-то мелких бытовых неурядиц не осталось и следа! Я был бодр телом и светел душой! Теперь мне точно известно лучшее лекарство от всех неурядиц этой жизни — дайте себя похоронить, потом будьте готовы, что вас попросту забудут, и как финал всего вы будете выкопаны тремя невысокими бесами, больше всего похожими на дрессированных свиней с самыми недружелюбными выражениями поганых харь.
Попробовали себе такое представить? А я это пережил! И ура! И плевать на всё! Мне теперь ничего не страшно, ничего не жаль, ничего не удивляет, я един со Вселенной и примирён с любыми реалиями этого мира…
— Вернусь и всех уволю! — бормотал я, согнувшись в три погибели и низенькими перебежками вдоль заборов, плетей, огородов, лопухов и репейника двигаясь в сторону родного отделения. — Бабу-ягу в первую очередь! Подведу под сокращение штата в связи с пенсионным возрастом. Митьку Лобова — на вечную ссылку, в деревню! Лучше бы на каторгу, но статьи подходящей нет. Фому Еремеева вместе со всеми стрельцами — в штрафбат! Должны же у Гороха быть какие-нибудь штрафбаты для провинившихся военных. А самого царя… А с самим царём я неделю разговаривать не буду и руки ему не подам! Да, не забыть кота Ваську макнуть мордой в сметану, потом разбить крынку и его же подставить! Всё. Вроде со всеми разобрался. Кого пропустил или не вспомнил, извините, потом убью…
Впрочем, когда я наконец перелез через наш заборчик на заднем дворе, у туалета, моя решительность несколько поколебалась. В конце концов, все мы люди, никто не застрахован от ошибок, и сначала надо во всём разобраться, а уж потом карать или миловать.
— Спят, — жёстко констатировал я, отказываясь верить очевидному.
У ворот вповалку спали четверо наших стрельцов, сивушный запах витал в воздухе. На крыльце отделения, в обнимку с верной пищалью, давал богатырского храпака сотник Еремеев, тоже пьяный в никакую. Перешагнув через его ноги, я осторожно толкнул дверь в терем — не заперто.
Хм… как-то странно всё это… Фома на службе не пьёт и своих ребят держит в узде. Если сейчас и дома все пьяные, включая кота, я буду очень-очень удивлён.
В сенях, на полу, тихо дрых Митя. Причём полностью одетый, в сапогах, тёмном кафтанчике и с лопатой в руках. То есть он всё-таки собирался идти меня выкапывать, но не дошёл. Уснул на ходу, так, что ли? Кот Васька в абсолютно невменяемом состоянии валялся в горнице под столом, задрав кверху лапы и высунув язык. Нет, не мёртвый и не отравленный, а похоже, так же как и все — в дюндель! Саму Ягу я нашёл у окошка, она тихо и сладко посапывала, свернувшись калачиком на скамеечке.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
