Алисия выдернула руку, и Норман не сделал попытки удержать ее. Он застыл в неподвижности, черты лица исказила боль.
— Пожалуй, нам стоит еще выпить по бокалу. Не возражаешь? — наконец промолвил Норман и рывком поднялся. Мешая напитки, он стоял к ней спиной, решительно замкнувшись в себе.
Алисия тыльной стороной ладони отерла потный лоб. Совсем стемнело, буря постепенно стихала. И то, что они начали — долгий мучительный рейд в прошлое, — тоже следовало закончить.
Норман повернулся к ней, держа в каждой руке по бокалу.
— В ту неделю, пока я занимался в Лондоне приготовлениями к свадьбе: оставлял свои координаты в агентствах по недвижимости, чтобы подыскать нам подходящее жилье, и все такое прочее, я узнал о себе удивительную вещь. Я был абсолютно, всецело счастлив.
Он сардонически вскинул бровь, словно недоумевая по поводу собственной глупости.
— Я знал, что хочу жениться. На тебе. Ты была милое, нежное создание, хотя, впрочем, это для меня не являлось открытием. Тогда я впервые осознал другое — оказывается, за годы нашего знакомства во мне развилось и окрепло чувство настоящей любви к тебе. Я желал тебя, хотел от тебя ребенка и, когда узнал про аборт, пришел в такую ярость, что мог сотворить что угодно. Потому и не стал звонить тебе, тем более встречаться. Я просто не ручался за себя.
Норман поставил бокалы на стол. Алисия, перехватив его взгляд, опустила глаза и плотно сжала губы. Какая чудовищная нелепость! Норман — мечта всей ее жизни, когда-то тоже любил ее. Она не могла ошибиться в искренности его слов. Но, увы, ничего не вышло.
Неожиданно в ней затеплилась надежда: еще не все потеряно. Они оба были несправедливы в своем гневе, помешавшем им обрести друг друга. Филлис дезинформировала Нормана. Когда он узнает правду, примет ее, возможно, все образуется.
— К тому времени, когда я несколько успокоился, — продолжал Норман, — было уже поздно. Ты уехала в Штаты. Даже «до свидания» не сказала. Мне стало ясно, что тебе было плевать и на меня, и на нашего ребенка. Я постарался забыть тебя. — Он пробороздил пальцами волосы. — Я не оправдываюсь. Просто рассказываю, как это было.
И тогда он почти добился своей цели: не вспоминал ее, пока она вновь не появилась в жизни Леона. Но в этом он ей не признается. Они и так балансируют на грани пропасти.
Норман плюхнулся на диван, стоявший напротив того, где сидела Алисия. Силы покинули его, на лбу выступил пот.
Алисия встала и подошла к нему. Он закрыл глаза, чтобы не видеть соблазнительного покачивания женских бедер, очертаний ее знойного тела под тонкой тканью.
— Норман, — тихо произнесла она, вложив в свой голос всю любовь, всю страсть, всю тоску своего сердца. — Я тоже не хочу оправдываться. Просто объясню. Все произошло очень быстро. Я обезумела от горя и отчаяния. Ты застал меня с Леоном, и это мерзкое зрелище убило в тебе всякие добрые чувства ко мне. Я стала тебе настолько противна, что ты даже говорить со мной не захотел. Во всяком случае, мне так казалось. Я бросилась вон из дома, нашла убежище у родителей Карен и сутками рыдала. И брат Карен не передал мне, что ты звонил. Думаю, он просто забыл в панике.
Алисия прерывисто вздохнула. Впервые она рассказывала о том, как потеряла ребенка, об утрате, с которой никогда не сможет смириться.
— Я всем обязана заботам Карен. Именно она вызвала врача, когда у меня начались схватки. Тот отвез меня в больницу, но ребенка сохранить не удалось. У меня случился выкидыш. Карен постоянно была рядом, ухаживала за мной, а потом предложила отправиться в их домик на побережье, чтобы восстановить силы. После мы уехали в Бостон — гораздо раньше, чем планировали.
Алисия увидела, как распахнулись его глаза, заметила блеск в глубине зрачков, услышала, как Норман резко втянул в легкие воздух, и поняла, что наконец-то достучалась до него.
— Я уехала, потому что ты не давал о себе знать, и потому что мне стало все равно, что со мной будет, — монотонно продолжала она. — Я хотела позвонить тебе, но не решалась. Мне было восемнадцать, уверенности ни на грош, в душе — полнейшая безысходность. Я чувствовала себя глубоко несчастной, потому что потеряла самое дорогое в жизни — тебя и нашего ребенка. Мне невыносимо было бы услышать из твоих уст что-нибудь наподобие «исчезни».
— Выкидыш? — ошеломленно проронил Норман, пытаясь усвоить смысл новой информации, опровергающей все его убеждения. — Но ведь Филлис сказала, что ты…
— Нет, — ласково перебила его Алисия, противясь порыву коснуться рукой его щеки. — Подумай хорошенько. Из твоих слов следует, что она сказала, будто проблема решена. Карен сообщила ей о случившемся, и, да, Филлис, советовала мне сделать аборт, но я этот вариант вообще не рассматривала.
Алисия затаила дыхание, замерла в ожидании. В глубине души она понимала, что все зависит от того, поверит он ей или нет. Разумеется, существуют медицинские документы, с которыми можно ознакомиться, да и Карен с родными будут только рады подтвердить истинность ее рассказа. Но она хотела, чтобы Норман поверил именно словам. Не требуя доказательств.
Норман боролся с потрясением. Испепеляющий гнев и впоследствии холодная ненависть, истребившие в нем всякую способность рассуждать здраво во всем, что касалось ее, оказались пустой, напрасной тратой душевных сил. Он снова судорожно вздохнул. Какой ужас!
— Алисия, — произнес он хрипло. Положив ладони ей на бедра, он притянул ее к себе и щекой прислонился к животу. — И меня не было рядом с тобой. Никогда себе этого не прощу!
— Не надо, — дрожащими губами прошептала она. Поделившись болью с ним, с отцом ребенка, которого потеряла, Алисия почувствовала, что на сердце заметно полегчало.
Она зарылась пальцами в мягкие темные волосы, прижимая к себе его голову, и стояла покачиваясь. Твердый подбородок и острая скула Нормана вдавились в живот, а она покачивалась и не могла остановиться, потому что это было так же естественно и необходимо, как вдох и выдох. — Все прошло. Осталось в прошлом. Мы оба поддались эмоциям, ослепившим нас, исказившим реальность. Пожалуйста… прошу тебя, давай начнем сначала.
Аромат женского тела, завораживающие, манящие движения, жар, пробивающийся сквозь тонкий шелк, затуманили разум, изгнав из него все до единой рациональные мысли.
Всем существом Нормана теперь владела только одна потребность, одна нужда — отупляющая, испепеляющая, приводящая в остервенение. Она стремительно зрела, копилась в нем, переполняя каждую клеточку. И вот уже воля парализована. И он даже не пытается сдерживаться.
Сожаление, раскаяние, натиск желания оказались слишком мощными силами, чтобы им противостоять. Норман уткнулся лицом в ее мягкий живот и стал целовать, захватывая губами и языком алый шелк. Алисия отвечала ему сладострастными движениями бедер. С хриплым рыком он перенес ладони под ее короткую кокетливую юбку, сжал ягодицы, которые, как он и предполагал, едва прикрывали крохотные трусики. Потом взял ее в кольцо своих рук и упал на колени. Потерянный, одержимый страстью и ничуть не сожалеющий об этом. В сознании не осталось места для сожаления. Там царила одна только восхитительная Алисия, сводившая его с ума.