Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
– Помню, – соврал Пашка.
– Аналогии на ум приходят? А трактовка равновесия как тебе? Равновесие в угоду республике, правильно? Какое же это тогда равновесие?
– Э…
– Пофантазируй. Кого-то из нынешних больших политиков вспомни.
Пашка подумал о Горбачеве, но вслух, конечно, догадку не озвучил. Научили хоть чему-то. Хотя в тот момент ему показалось, что Николай Николаевич шутит. А тот, очевидно догадываясь об этих мыслях, поспешил объясниться:
– Быть может все, что я наговорил вам сейчас, не имеет практической пользы. Это все догадки, теория. Важно вот что: учитесь проникать в скрытый смысл вещей. Он присутствует абсолютно во всем. Чем шире спектр вашего восприятия, тем больше у вас преимуществ перед противником. Да и в бытовом смысле не повредит. А еще открою важный секрет: управление «С» при ЦРУ в свое время озаботилось тем, чтобы в Союзе было распространено как можно больше копий этого самого фильма. Задумайтесь, почему? Не знаете? Очень надеюсь, что случай понять представится очень скоро. Быть может, даже быстрей, чем вам кажется. Не осталось в народе ни страха, ни уважения.
– Вы не договариваете, – встрепенулся Пашка.
– Само собой. Кстати, ты хорошо знаком с творчеством Окуджавы?
– Ну, так…
– Слыхал такое: «Вселенский опыт говорит, что погибают царства Не оттого, что труден быт или страшны мытарства… А погибают оттого, и тем больней, чем дольше, Что люди царства своего не уважают больше»…
С того самого разговора Николай Николаевич больше не касался темы Голливуда. И вообще ни с кем ни до ни после не обсуждал подобную чушь. Пашка даже не знал, как воспринимать данный факт. С друзьями про это не откровенничал – зачем? Олег сам бы пресек такие разговоры, поскольку имел редкую аллергию на восприятие пересказов чужих бесед. Вовка был всецело поглощен оперативной подготовкой и любовью к своей однокласснице Наде.
– Катя, Катерина… ведь я жениться на тебе хотел, – рассеянно шептал Пашка, одновременно безуспешно пытаясь определить связь между арестом Николая Николаевича, этой девчонкой и «Звездными войнами» – ведь упоминает же она в своей записке некие кассеты. – И кто такие «они»? Вот уж не думал, что мы с ней увидимся в таких обстоятельствах и в тех интерьерах. А может, все дело в истории с часами? Нет, вряд ли. Причем тут часы?
Он вернулся за стол. Разговоры стали громче, выражения крепче, воротники были расстегнуты, узлы галстуков ослаблены. За время Пашкиного отсутствия одной поллитровки не стало.
– Пашка, профессор ты наш! Welcome back, блин! – воскликнул Олег. – Садись, давай хлопнем. А мы тут с Владимиром разговариваем на темы… Например, как ты думаешь, почему у нас в Союзе поход в ресторан – экзотика? Это ведь нехорошо.
– Почему нехорошо? – встрял Вовка. – Зато дома все кушают. Укрепляет ячейки общества.
– А под забором кирять – тоже укрепляет ячейки общества? – не унимался Олег. – В ресторане много не выпьешь, никакой зарплаты не хватит, а на улице – хоть залейся. Культуры нет у вас… Офицерье!
Жгучее желание поделиться своим секретом с Вовой и Олегом охватило Пашку. Но он понимал: нельзя – оба под солидным градусом, к тому же за столом сидят другие «свои», с которыми он точно не мог позволить себе быть чересчур откровенным.
Пашка помнил, что разведчик должен уметь хранить тайны. В том числе от друзей. В конторе это незыблемое правило имело большие основания. Меньше знаешь о товарище – больше принесешь ему пользы. Меньше товарищ знает о тебе – больше оснований чувствовать себя в безопасности.
Он, пока еще самый трезвый в компании, смотрел на подвыпивших друзей. Вот Вовка доказывает что-то Олегу. Они вечно спорят – только повод дай. С Вовкой все понятно: настоящий боец, прирожденный чекист, ему в жизни придется нелегко, наверняка будут бросать в самое пекло. Но морально именно Щедринскому легче остальных.
Пашка принял на грудь граммов сто пятьдесят в один присест.
Олег… Он, конечно, ближе по духу и мировоззрению. Их интересы пересекались много раз помимо учебы. Два завидных кавалера… А сколько приключений за эти два с небольшим года… Но Павел почти ничего не знал о жизни друга до «лесной школы». Кто родители, живы ли они, где сейчас? Какие-то отрывочные сведения, да и те вполне могут быть частью будущей легенды. А если не знаешь о товарище всей правды, как доверять ему?
Система важней любых личных отношений. Система – единственный друг чекиста. Если будет по-другому – тебе крышка. Даже жены чекистов становятся частью системы и проверку проходят по полной схеме.
Но ведь дружба и любовь даны были человеку раньше, чем появился первый на планете спецслужбист! И перед Пашкой сейчас, за этим столом, сидели настоящие друзья. Недаром их в шутку прозвали «тремя мушкетерами». А в каждой шутке, как известно…
«Жить и работать только ради системы, которая вроде как призвана охранять интересы страны, это конкретно жить ради чего, ради кого? – думал Пашка, подставляя рюмку, когда Олег разливал очередную порцию водки. – А как быть с вечными ценностями тогда?»
С грохотом отодвинулся стул, над застольем нависла Вовкина фигура. Театрально отставив в сторону руку с рюмкой водки, он продекламировал:
Наша жизнь не приемлет в себе постоянства
И прощаться легко, только некая грусть
Занимает в душе небольшое пространство,
Если сверху смотреть на отмеренный путь.
Ведь прощаемся мы не с людьми, не с местами
Инее том, между нами, расставания суть.
Всякий раз мы прощаемся с нашими днями,
Что уже не вернуть…
Каждый раз, когда Вовка принимал на грудь определенную дозу, при условии, что время, компания и место признавались им адекватными, он декламировал это стихотворение Андрея Макаревича. Всякий раз оно звучало из его уст совершенно так же, как и ранее, но всем почему-то нравилось, и никто и никогда не смел и не хотел шутить на тему этой его привычки.
Вовка никогда не читал других стихов, не цитировал великих мастеров прозы, вообще не пользовался в разговорах чужой мудростью. Но «Наша жизнь не приемлет в себе постоянства» – это было его фирменное, коронное действо в разгар застолья.
– Давайте, братцы, выпьем за сегодняшний день, потому что он больше никогда не повторится. В этом его величие. И не надо грустить, господа офицеры! – вещал Вовка. – Мы счастливые люди, потому что в жизни у нас есть мы, то есть мы есть друг у друга, и это главное. А кто будет грустить, тому я ногами…
Все закивали, будто впервые услышали от Вовки и стихотворение, и комментарий.
Пашка выпил, но эйфории не почувствовал. Эта странная девушка, лишившая его покоя и укравшая праздник, не выходила из головы.
«О чем она просила? Что такого страшного должно было произойти уже сегодня, сейчас?»
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
