Ему повезло, что господин Пендрал выбирал слуг, явно не руководствуясь наличием у них ума. Если бы один побежал за охраной, пока остальные загораживали бы вход, вору была бы крышка. Но вместо этого они принялись гоняться за ним по всей кухне, а Гринц, уворачиваясь и швыряя в них посудой и табуретками, медленно, но неуклонно пробивался к дверям. Наконец он сделал головокружительный пируэт, перекатился под столом и, выскочив наружу, взял курс к конюшне. Как назло, завернув за угол, он налетел на четверых стражников, которые тащили лестницу. Они повалились как кегли, но к Гринцу уже бежали их товарищи, привлеченные визгом главной поварихи. Гринц повернул было обратно, но навстречу ему, гремя поварешками и сверкая ножами, неслась кухонная прислуга. Проклятие! Свернув направо, он прошмыгнул между теми и другими и опять помчался к конюшням. Добежав до них, он нырнул в первую попавшуюся и задвинул за собой тяжелый засов.
В конюшне было тепло, пахло сеном и лошадьми. Гринц кинулся в проход между стойлами — туда, где за неплотно прикрытой дверью маячил свет фонаря. Холеные кони удивленно косились на него своими жгучими глазами. Первоначально он собирался украсть скакуна, но теперь понимал, что сейчас, когда двор запружен стражниками, лучше и не пытаться. За спиной у него уже трещали под градом ударов тяжелые створки ворот.
Задыхаясь, вор добежал до конца прохода, и там удача окончательно покинула его. За дверью оказалась квадратная комната без окон и дверей, уставленная корзинами с овсом, заваленная седлами, увешанная сбруей. Это был тупик. По спине Гринца пробежал холодок. Вор возвел глаза к небу и пробормотал:
— Ну спасибо вам, боги, проклятые вы уб… — И тут он заметил люк в потолке.
«Я спасен, я спасен!» Лестницы рядом не было, но Гринц в один миг нагромоздил гору из седел, оглобель и всего, что попалось под руку. Сложнее всего было не развалить ее в самый ответственный момент. Забравшись на самый верх, Гринц изо всех сил тянул руку вверх, и наконец крышка люка откинулась. Гринц едва не сорвался, но страх придал ему силы, и, подтянувшись на одной руке, он влез в дырку. Перевалившись через край, он перекатился на спину и несколько мгновений тяжело дыша просто лежал на колком сене, разглядывая паутину на потолке. Ему казалось, что он еще год не сможет даже пошевелиться, но отдыхать было некогда. Снизу послышался громкий треск, и вслед за ним — голоса. Его преследователи ворвались в конюшню.
Закрыть люк изнутри не представлялось возможным. Гринц отчаянно озирался в поисках выхода. По одной стороне чердака лежали охапки сена, другая была свободна, и Гринц увидел ряд небольших отверстий, через которые сено подавалось с чердака прямо в кормушки. Он быстро обследовал их, но они годились лишь на самый крайний случай, поскольку вели прямо к стражникам, — и то, если его сразу не затопчут лошади. Давай же, Гринц, думай! Внезапно его осенило: ведь сено на чердак как-то должны поднимать! Внизу раздались радостные крики: солдаты увидели распахнутый люк. Не долго думая, Гринц подбежал к нему и, дотянувшись до фонаря, сшиб его с крюка. Солдаты бросились врассыпную. Фонарь разбился, и горящее масло разлетелось во все стороны. Из люка пахнуло жаром, и нижняя комната превратилась в подобие преисподней. Гринц услышал стоны обожженных и проклятия уцелевших — и мысленно поздравил себя с удачей.
— Быстрее! — заорал кто-то. — Выводите лошадей! Только тут до него дошло, что он и сам запросто может сгореть. Ругая себя последними словами, Гринц заметался, а край люка уже начинал чернеть и обугливаться. Сквозь щели в полу валил едкий дым, дышать становилось вес труднее. Ничего почти не видя, Гринц трясущимися руками ощупывал торцевую стену в дальней стороне чердака и едва не свалился вниз, когда дверь, полускрытая охапками сена, неожиданно распахнулась. Глотая свежий живительный воздух, Гринц высунулся наружу, треснувшись при этом головой обо что-то раскачивающееся. Веревка! Веревка с крюком, которой поднимают сено наверх! Он размотал ее, сбросил и, убедившись, что она закреплена надежно, быстро соскользнул вниз. Ноги его побежали, еще не коснувшись земли.
Гринц обогнул конюшни и оказался в незнакомой ему части сада. Впрочем, это не сильно его тревожило — главное, что там не было людей. Спускаясь по склону к бывшему руслу реки, он услышал, как позади рухнула крыша конюшни. Искры высоко взметнулись в ночное небо. Перед глазами у него возникли картины прошлого: облава в приюте Джарваса; горящий склад; его мать, зарубленная мечом… Гринц споткнулся, упал, покатился и, выругавшись, вновь вскочил на ноги. Хорошо бы преследователи решили, что он сгорел на чердаке.
Послышался крик: какой-то недоносок заметил злосчастную веревку. Как нарочно, тропинка свернула в сторону от реки. Со злобными проклятиями Гринц принялся продираться через кусты. Он ожидал услышать позади крики и шум погони, но не услышал — зато через минуту воздух огласился злобным нетерпеливым лаем. Собаки! Они спустили собак!
До этого Гринц думал, что быстрее бежать невозможно. Мышцы болели, сердце едва не разрывалось, легким не хватало воздуха. И все же Гринц нашел в себе силы прибавить скорость, но лай приближался. Волкодавы Пендрала взяли след.
От страха плохо соображая, Гринц несся сквозь заросли, спотыкаясь о корни и цепляясь за колючие ветки. Одежда его была изорвана, лицо — исцарапано. Он уже слышал сзади хриплое дыхание псов.
Внезапно кусты кончились, и он вновь оказался на открытом месте. Хвала богам! Здесь можно было бежать быстрее. Впереди уже маячили факелы, отмечающие границы владений Пендрала, но если вору стало легче бежать по равнине, то и собаки прибавили ходу. Одна за другой они выскакивали их кустов, и Гринц слышал, как щелкают их клыки у самых его пяток.
Подстегнутый этим звуком, Гринц каким-то образом умудрился еще увеличить скорость. Если и это не поможет, что ж — по крайней мере смерть будет быстрой. Казалось, время остановилось, и он годами переживает каждое мучительное движение, каждое напряжение мышц. Река была близко, под ногами уже хрустели прогнившие доски старой пристани — ив этот момент на него обрушилось что-то тяжелое, и острые клыки впились ему в плечо. Вор и собака, сцепившись в клубок, покатились вперед и рухнули вниз.
Гринц ударился бы гораздо сильнее, если бы не упал на собаку. Расстояние от настила до прежнего дна реки было не меньше пятнадцати футов, и остальная свора не отважилась прыгать. Псы носились по краю обрыва и громко выли. Понимая, что солдаты вот-вот будут здесь, Гринц поднялся на четвереньки и пополз в сторону, надеясь спрятаться под обрывом. Он был оглушен падением, хрипел и задыхался, но нельзя было терять ни минуты: солдаты просто-напросто столкнут собак вниз — и ему конец.
Рычание сзади заставило его обернуться. Собака, которую он придавил, видать, отличалась необыкновенной живучестью. Как ни в чем не бывало она стояла перед ним, ощерив белые клыки и глухо рыча. У Гринца пересохло во рту. Молясь всем известным ему богам, он медленно-медленно начал отодвигаться подальше.
— Смотрите, собака кого-то увидела! — послышался голос сверху. — Давай, малыш, возьми его! Убей!
Слабая надежда уйти незамеченным испарилась в мгновение ока. К счастью, на полноценное нападение собака была не способна, и, когда она, пошатываясь, приблизилась к Гринцу, он что было сил шарахнул ее по голове мешком с добычей. Раздался хруст, и собака повалилась, отчаянно тряся головой. Гринц потянулся за ножом, чтобы перерезать ей глотку, и с ужасом обнаружил, что ножа нет. Вероятно, он потерял его во время падения. Гринц грязно выругался; страх придал сил его измученному телу, и он, спотыкаясь, побежал вдоль высохшего русла туда, где возвышались здания Академии. Добежав до первой излучины, где линия берега была ниже, он вскарабкался наверх — и тут же услышал совсем рядом заливистый лай собак и крики преследователей.
