он Антону.
Антон молча налил в стаканы, сперва генералу, а только потом себе. Они пили молча. Оба они грустили. Грустили, разумеется, совершенно по разным причинам. Генерал грустил от того, что жизнь уходит. От того, что Наталья, к которой он привык, бросила его. То есть, формально, реши она уволиться и перейти на работу получше — он грустил бы точно так же.
Антон грустил, потому что любил Наталью, но так ни разу не сказал ей об этом. Пусть это звучит избито, пусть даже это будет звучать неправдоподобно или напыщенно — Антон и правда хотел бы ей сказать прямо сейчас, окажись она рядом, что любит ее.
В кабинете генерала пахло отвратительно. В кабинете генерала нельзя было даже находиться, будь кто-то из нас там в данный момент совершенно трезвым. Все вокруг смердело старьем и водкой. Престарелое и без того издающее неприятный запах тело генерала, подвергавшееся алкогольной интоксикации на протяжении последних пяти дней — гнило изнутри, судя по запаху.
— Нам пора возвращаться к работе, — заключил Антон.
— Почему еще? — генерал услышал в этом вопросе неуважение.
— Я читал последний отчет Михайлова, — Антон попытался найти на столе этот самый отчет, но передумал ввиду страшного головокружения, — да блин. Короче, он там опять про эту секту пишет.
Антон знал, что этим сможет разбудить генерала от его полузабытья. Он понимал, что подставляет Михайлова, но ему было плевать.
— Твою мать! — генерал хотел то ли ударить по столу кулаком, то ли просто махнуть рукой, но, в итоге, чуть не упал потеряв равновесие.
За окном шагал по своим делам весь город. Была чудесная погода. Солнце грело, ни облачка на небе. Генерал, к сожалению, не знал об этом, потому что был слишком пьян. И через каких-то пару часов, проделав множество ритуалов и процедур, он смог, щурясь выглянуть в окно в поисках ответов.
Генерал думал о том, что ему сейчас нужно делать. Ему не нравилась эта ситуация. Эму не нравилась, по сути, никакая другая ситуация в которой требовались сложные решения. Не потому что генерал был слаб или труслив. Напротив, на его груди в официальные, праздничные дни, красовались несколько боевых медалей, которыми он гордился.
По правде сказать, генералу просто хотелось на покой. Он мечтал, как будет жить на даче круглый год. Как станет выращивать яблоки или груши. Как будет ухаживать за своей собакой, которая у него обязательно появится. Он мечтал, что к нему в гости будут приезжать дети с внуками. Не за деньгами. Просто так. Он мечтал, что будет просыпаться рано и выходить на улицу, чтобы дышать полной грудью.
— Пиши, — сказал генерал и продиктовал Антону приказ.
Приказ был довольно большой и расплывчатый. Главным содержанием приказа был пункт о «запрете привлечения к расследованию посторонних лиц», а еще «запрете упоминания любых религиозных или иных организаций в свете настоящего расследования». Иными словами, генерал Якушев сказал Семену о нескольких вещах: привлекать меня как психолога нельзя; считать происходящее делом рук секты нельзя; распространяться о ходе расследования нельзя.
53
Семен прочитал приказ этим же днем и разозлился. По тем же причинам, которые заставляли его сомневаться в приобретении новой должности. «Политическая проституция» проговорил он.
Он сидел в своем кабинете, держа в руках лист с приказом генерала Якушева. Солнце падало, освещая из последних сил все вокруг розоватым светом. Солнце старалось, бросая вслед яркие лучи. Но солнце все равно падало.
На дубовом столе стояла кружка сладкого чая. Семен посмотрел на чай, потому что ему физически необходимо было посмотреть куда-то, кроме листа с этим приказом. Все бумаги, над которыми он сегодня работал, он уже убрал со стола, поэтому единственный оставшийся перед глазами предмет — кружка с чаем.
Ему вдруг вспомнилось время, не столь далекое (пять дней назад), когда он, будучи следователем, был не просто далек от мыслей о политике, но и презирал подобное. Ему было неприятно от того, что в какой-то своей части он соглашался теперь с этим приказом, потому что видел в нем смысл.
Семен понимал сегодня (хоть и не понимал этого же пять дней назад), что подобный приказ нужен. Нужно было обезопасить себя и все управление. Нельзя было допустить, чтобы неосторожные выводы или слова кого-то, кто «в курсе» дел смогли бы привлечь ненужное внимание.
Семен злился. Вполне вероятно, что злился он на себя. Сейчас, воздействуя на лист белой бумаги для офисной техники, силой в несколько джоулей, он сминал лист и материл себя же за то, что взялся «за все это». Под «всем этим», он, несомненно, имел ввиду и дело, и должность, и дубовый стол.
— Алло, это Семен, — голос у полицейского был строгий, — мы тебя не сможем больше к делу подключить, — послушав ответ, Семен добавил, — потому что приказ поступил. Да. Спасибо тебе за помощь. Давай.
В тот вечер, когда Семен получил приказ не допускать к работе «посторонних» и не называть происходящее вокруг жертв — сектой, Семен разговаривал со мной. Именно в тот вечер, когда он сидел за столом со смятым в комок приказом, освещенный таящим за окном солнцем, Мы говорили по телефону последний раз.
54
Два брата, за которыми с таким интересом наблюдали гости из других миров, к счастью (или к несчастью, это всегда довольно-таки относительные феномены) выжили. Их бабушка, человек глупый, но заботливый, появилась вовремя и вызвала скорую помощь.
Братьям стало 5, когда их мать и отец сделали один из главных в своей жизни выборов: они отказались от всего мирского и приняли «господа нашего», как они любили повторять. С одной стороны, хрен бы с ними (как я люблю повторять). Но, с другой стороны, этот их выбор отразился на тех, у кого выбора не было вовсе: на их близнецах.
С детьми вообще всегда интересно: ты принимаешь какое-то решение (всегда ради всего хорошего), а это решение меняет судьбу ребенка и вообще все вокруг него. Это интересно, потому что твое то окружение не особенно меняется. Когда ты взрослый и принимаешь религию, наркотики, алкоголь, психологию или философию, нормкор или фриганство — всем вокруг плевать. Но вот если ты ребенок и твои родители принимают какую-то «интересную» стратегию проживания дней — все меняется. Ты приходишь (точно также как два этих брата) на детскую площадку и не можешь ответить на вопрос о любимом персонаже Вспыша или Щенячьего патруля. Почему? Да потому что и те и другие «есть орудие дьявола и
