какие-то линии, галочки, будто ребенок рисовал.
В конверте оказалось пятьдесят кусков пятитысячными купюрами. Сперва Рома хотел поехать на скопенковский шиномонтаж и всучить деньги обратно. Но потом передумал, вспомнив пустое предложение жениться и то, как заходил к Скопенко пару месяцев назад, просил хоть что-то рассказать — где можно поискать, откуда могли взяться Светкины брошюры, — но получил только «сочувствую, мужик». Подумав, Рома решил после поминок на досуге пробить Скопенко покрышки, все четыре.
Внезапно приехала Наташа с рынка. Вся в черном, глаза обведены подводкой — жирнее, чем обычно, как будто после похорон по расписанию был клуб. Она шла с трудом, цепляясь каблуками за узкую кладбищенскую тропку, несла две гвоздики, которые подвяли и безутешно качали бутонами.
Рома и парни из похоронки тащили гроб, снег бил в лицо, а в груди разливался холод. Он кристаллизовался изнутри, и инородная структура колола ребра, подпирала горло.
Рома будто до сих пор находится в морге. «Вы — заявитель по делу Светланы Баевой?» — уточнили у него на входе, проверив паспорт. Рома кивнул. «Пройдемте». И Рома пошел, чувствуя себя так, словно его тоже вот-вот вскроют. Перед опознанием устроили целый допрос: кем приходилась ему покойная, когда он видел ее в последний раз, помнит ли он, во что была одета и обута Света. Особые приметы: татуировки, шрамы, родинки — татуировок Света не делала, шрамов Рома не помнил. От фото ее тела у Ромы осталось странное впечатление — казалось, он смотрел на работу умелого таксидермиста. Светино лицо как будто натянули на каркас.
Дальше были длинный коридор, кафель, тело на каталке. Ступни связаны бинтом, на пальце ноги бирка. Откинули голубую простыню, и Рома кивнул: да, она. Потом показали одежду. Круглого, похожего на железную бусину бубенчика среди них не было. Рома даже про него спросил — нет, не находили.
Все это время он запрещал себе эмоции. Представлял, что смотрит документальное кино, тру-крайм. Он отвечал на вопросы, говорил только по делу, кивал. Потом вышел из морга, вспомнились орехи на сковороде, Новый год, прогулки, речка, школа, и тут уже вынесло напрочь, полчаса трясло.
Могла ли Светка покончить с собой? Да, она принимала наркотики. Да, она сильно расстроилась, когда вылетела из института. Но вскрыть себе вены? О смерти она говорила лишь со смехом — что когда-нибудь умрет из-за конфет «Коровка». Их она ела десятками, оставляя следы из рыжих фантиков.
Доля наркозависимых в общем числе суицидов по области за последние четыре года не превышает 6,5 процентов, вспоминает Рома статистику, которую зачем-то читал недавно. 95 процентов из них мужчины, доминирует самоповешение. Самопорезы составляют 9 процентов.
Что если Света ждала его? А он так и не пришел. Глупая мысль, конечно, откуда бы он понял, но вина все равно разъедает Рому изнутри, как будто он мог прийти в ту квартиру вовремя и поговорить, возможно переубедить. Он представляет, как Светка садится за стол, как садилась много раз в другой, их заброшке, и сидит в тишине. Затем достает из сумки нож и режет себе вены.
Нашли ли нож в том доме? Была ли сумка? Если нет, то куда они делись?
Рома и парни из похоронки несут гроб через метель, опускают в заготовленную яму — долбили ее сутки: срезáли верхний слой бензопилой, прогревали с помощью костра. За утро земляные комья вновь окаменели, грохают о крышку гроба, вот-вот ее проломят. Мать воет, ее подхватывают, усаживают на лавочку у соседней могилы. Рядом ее подруга, на нее плач накатывает волнами: она то успокаивается, то беззвучно рыдает. Когда Рома был мелким, она тайком подсовывала им со Светкой конфеты, набивала ими карманы и подмигивала: это наш секрет.
Рома же понимал, что Светка мертва. Что этим дело кончится. Он знал, когда увидел у нее на шее бубенчик. Когда искал подробности о тренингах в оставленной Светкой брошюре. Когда пришел к Китаеву просить о подработке в «Мелонге». Он понимал уже тогда и просто хотел убедиться, что не ошибается.
Рому трогают за локоть, возвращают в пасмурное настоящее. Наташа заглядывает ему в лицо. Ее глаза темны, как воды подо льдом Алейки. Она спрашивает, как обнаружили тело. Света правда покончила с собой? Рома неохотно кивает.
А правда, что ее нашла дочка Дагаева?
Рома пожимает плечами.
Говорят, что да. Удивительно. Как она узнала-то вообще, где сестру твою искать?
Рома делает глубокий вдох. Пожимает плечами снова.
Ты же с ней общаешься, да?
Ему хочется спросить, откуда Наташе об этом известно, ведь сам он не рассказывал. Но не успевает, сбивается, заметив краем глаза движение. В старой части кладбища в мягкой морозной дымке идет медведица. Она посматривает на собравшихся, втягивает воздух, поднимая черный нос. Рома смотрит на нее, готовый разогнать весь похоронный вой и потащить мать к машине, петляя между оградами — как быстрее? Он и не помнит дорогу, тут лабиринт. Но медведица топает дальше, скрывается за пеленой снегопада и исчезает — будто и не было.
Рома долго еще всматривается в ту сторону. Слышит шепот за спиной — одна соседка говорит другой: помните, осенью в Октябрьском районе наркоманку нашли. Месяц лежала в заброшке. Надела на голову пакет и задохнулась.
На нее шикают, но разговор все равно продолжается.
Соседи организовали дежурство.
Это хорошо.
Да мало тут хорошего.
Говорят, она в секте была.
Может, и в секте, может, тоже наркоманка, кто их разберет сейчас.
А вы читали новости сегодня? Шамана убили. В ДК камлал по средам. Зарезали в его же доме, представляете? Во Власихе жил.
Господи прости…
Люди совсем с ума посходили. Уж святого человека-то за что? Он бездомным и наркоманам помогал, общежитие организовал.
Ну уж святой, ты загнула… Язычники.
Вот и допомогался. Они же его небось и зарезали. Говорят, расчленили.
Ужасно, говорят, как свинью разделали.
Рома ежится, ловит на себе внимательный Наташин взгляд.
Наркоманы, продолжают бабки. Продают же всякую гадость на улицах. Пишут, наркотик новый появился.
Может, Светка тоже на него подсела? Вот и того.
Дочка Дагаева в городе. Что если Светку она порешила? Ее папаша гипнозом занимался, сатанистом был, такую жуть творил, во всех газетах писали. Девки мерли…
— Когда Света умерла, Ники Дагаевой не было в городе, — громко говорит Рома. — Лежала в дурке, справка есть. А теперь можно уже варежку закрыть, тут не скамейка у подъезда, бля.
выдох второй
Ника отжимается: пять подходов по тридцать.
Пьет чай.
Пьет таблетки: сегодня болит за глазами,
