неподъемными. В голове все белое и мутное, вроде хватаю реальность, а вроде даже не понимаю, кто я такая. Приходится ждать, пока свет погаснет, а глаза поддадутся и откроются. Снова светло, хочется плакать от чувства беспомощности, но вижу темную фигуру, она дает надежду.
До последнего не верю, что жива. Может, эта белая комната чистилище? Вот сидит Андрей, у него прорежутся ангельские крылышки, с другой стороны присядет Дима с рогами черта. Они будут раздирать меня на части так, как я раздирала их сердца целых два раза. Думаю, было бы справедливо, если бы именно так меня наказали в моем аду.
— Мира, ты очнулась! Боже, как я рад. Как же я переживал…
Андрей так вскакивает с кресла, что оно отъезжает на середину комнаты. Он сидит передо мной на коленях и целует руки, из которых торчит парочка трубок. Именно его частые невесомые поцелуи убеждают в том, что я жива.
— Андрей, сколько прошло времени? Какой вообще день? Я ничего не понимаю…
Дотрагиваюсь его щеки, тогда он приподнимает голову и всматривается в мое лицо, гладя руку.
— Прошло меньше суток. Операция была несложной, но ты долго отходила от наркоза. Сейчас около четырех часов дня.
Пока пытаюсь принять свою болезненную реальность, Андрей садится на краешек кровати и продолжает сжимать мои руки.
— А Мишутка? Где он? Я должна его увидеть, Андрей, я должна…
В горле ком. Вроде бы надо радоваться, что жива и снова обниму сыночка, меня же душат слезы. Хочу встать, пойти искать его, что ли, но Андрей успевает меня остановить.
— Мира, с ним все хорошо, он у Кристины. Мама приехала к ним утром, вдвоем они справятся.
— Я должна его увидеть! Андрей! — всхлипываю я.
— Конечно, конечно ты его увидишь, — подбирает мои слезинки тыльной стороной ладоней Андрей. — Сейчас он спит. Как только проснется, я сразу же поеду за ним и привезу сюда. Хорошо?
— Да. Я так боялась, что не увижу его уже никогда. Я ведь думала, что умру. Знаю, ты тоже так думал. Андрей, мне было так больно за Мишутку! Это худшее чувство на свете!
— Я знаю, знаю, — обнимает меня Андрей и целует мои волосы. — Мне также больно было за тебя. Но все в прошлом. Мира, ты жива и поправишься. Теперь все хорошо.
Какое-то время страх выходит через слезы. Вся боль, ужас и злость, все вытекает на белый халат Андрея.
— И что говорят врачи? — все еще всхлипывая, спрашиваю я.
— Все было плохо, ты потеряла много крови, — опускает глаза Андрей. — Пуля застряла в грудной мышце. Пять сантиметров от сердца, повезло, что не пробила легкое. Это хорошая больница и хирург был отличный. Он говорил, что худшее позади, потому что успели сделать переливание. Все равно, пока шла операция, я умер раз десять.
— Когда я смогу уйти отсюда? Я должна быть с Мишуткой, а не в этой огромной палате!
— Не раньше, чем через неделю. Мира, прошу, не расстраивайся. Я буду привозить к тебе ребенка так часто, как выйдет. Ты должна беречь себя и поправляться.
Киваю, словно пытаясь убедить себя в резонности остаться в больнице. Пытаюсь отодвинуть сорочку и посмотреть на рану, но в груди колет и отказываюсь от этой затеи. Видимо, моя боль запускает в Андрее механизм путешествия в прошлое. Его светлейшее лицо меркнет под тяжестью воспоминаний.
— Мира, зачем ты это сделала? Он должен был попасть в меня. Зачем ты меня спасла?
— Ты не должен был умирать, — не задумываясь, говорю я.
— А ты должна?
— Не знаю, — вздыхаю я. — У меня в последнее время проблемы с инстинктом самосохранения.
Моя неуместная улыбка Андрею хуже пощечины, знаю. Ну а что я могу сделать? Я не жалею, что так поступила. Возможно, у меня искаженное восприятие, но я жива и жив Андрей, значит все правильно. Андрей уезжает за Мишуткой, сердце выпрыгивает от нетерпения. Пока его нет, ко мне приходит врач с медсестрой, которая знает русский. Андрей подсуетился и договорился с ней, чтобы она помогала мне общаться на немецком. Вроде все нормально, мне добавляют обезболивающего и приносят еду. Есть не могу, хоть в животе и происходят странные процессы. Мне нужен мой ребенок, а не это все.
Когда открывается дверь, я смеюсь от восторга. Первым забегает мой кудрявый мальчик с большим розовым пионом в ручках, следом заходит Андрей с целым букетом таких же цветов.
— Солнышко, хороший мой, иди к маме! Как же я соскучилась по тебе! Мишутка, я так люблю тебя.
Обнимаю Мишутку, забыв и о повязках, и капельнице. В груди колет, а мне плевать. Держу на ручках и целую везде, куда успеваю добраться, пока Мишутка не спрыгивает на пол.
— Мама-мама, цетик!
— Очень красивый цветик, спасибо.
Ему нравится цветок, поэтому возвращаю. Мишутка тыкается в него носом и смеется.
— Миша выбирал цветы сам, — говорит Андрей, ставя в вазу букет.
— Ты выбрал цветочки? — спрашиваю у Мишутки.
— Да-да-да, — скачет он на месте.
— Очень красивые, большое спасибо. Мишутка, как у тебя дела? Что ты делал с тетей Кристиной и бабушкой?
Андрей помогает Мишутке вспомнить все развлечения, я помогаю переводить его ответы. Целый час мы дурачимся и говорим, потом играем с Мишуткой в машинки, которые привез Андрей. Черт, вот почему заходит какая-то женщина и говорит про перевязки?
— Андрей, пожалуйста, еще немного…
— Мира, тебе нужно лечение, чтобы поскорее восстановиться. Я привезу Мишутку завтра утром, а потом и вечером. Побудешь с ним дольше. Ему самому ведь скоро кушать, ведь так?
— Да, он ест почти все, только болгарский перец и баклажан не любит.
— Мама готовит ему по три блюда на выбор, думаю, с этим не будет проблем.
— А где он будет спать? Где останется сегодня на ночь?
— У Кристины, но я тоже буду там ночевать. Мира, я позабочусь о Мише, обещаю.
— Хорошо. Там в сумке, что я привезла Кристине, есть медвежонок, Мишутка любит с ним спать. Рыжий медвежонок, именно рыжий. Не забудь, ладно? — улыбаюсь я, хотя хочется плакать. — И еще я подумала, что нужно записать голосовые, где я пою колыбельки. Ты бы мог включить Мишутке, когда будет засыпать. Может, это поможет. Вдруг он почувствует, что я рядом.
— Отличная идея, так и сделаем.
Андрей излучает оптимизм, но мне не помогает. В сердце влетает пуля за пулей, когда обнимаю сыночка на прощание. Машу ему «пока» и киваю Андрею, давая знак заканчивать, больше я говорить не могу.
— Мира, я еще заеду сегодня. Привезу твои вещи, что-нибудь вкусное. Я скоро.
Они уходят, а
