Неожиданно мир стал зеленовато-белым, и гром сотряс каменные стены дворца. Три женщины стояли молча, дожидаясь, когда утихнут раскаты.
— Я не могу оставаться, — сказала Маргарида, когда стало достаточно тихо. — Вернусь, когда гроза кончится. Принцесса не выносит грома и любит, чтобы придворные дамы были вокруг нее. Кое в чем она еще ребенок, хотя держится королевой.
— Возвращайся, когда сможешь, — сказала Хуана. — Я не только провела много времени в размышлениях за последние дни, но и взяла с собой Фелиситат, которая понимает, что происходило в замке. О многом из того, что она говорит, я и не слышала.
— Обещаю, — сказала Маргарида. — Не мерзни, воробышек. Позаботься о ней, Фелиситат.
Она сдержала слово. Когда появилось солнце, и последний раскат грома еле слышно раздался вдали, Маргарида вошла в маленькую гостиную. Хуана снова сидела у окна и шила, Фелиситат сидела неподалеку от нее, тоже с иглой.
— Расскажи о своих новых мыслях, — напрямик сказала Маргарида, садясь напротив них.
— Ты спрашивала меня, кто может настолько ненавидеть Арнау, чтобы потратить большие деньги на уничтожение его и его семьи. Я думала и думала об этом. Маргарида, он не такой человек, чтобы заводить смертельных врагов. Не вздорный, не алчный, не чрезмерно честолюбивый. Клянусь, поля не усеяны трупами его соперников. Он покорил меня умом и приятным обхождением, и я с тех пор вела его денежные дела. Я бы знала.
— Готова поверить тебе, — сказала Маргарида, — хотя не думаю, что кто-то — пусть даже ближайший друг — может судить, кто его ненавидит.
— Возможно, но мне требовалась отправная точка. Я разговаривала с Фелиситат по пути сюда — а это была долгая поездка, я учла твое предупреждение ездить осторожно, и, клянусь, мой мул шел таким медленным шагом, что два-три раза засыпал от скуки.
— Вы ехали одни? Две женщины?
— Нет. Взяли с собой сына Фелиситат, крепкого шестнадцатилетнего парня, который вооружился тяжелой дубинкой. Сейчас он внизу, наверняка узнает от солдат многое из того, чего ему не следует знать.
— Что вы решили?
— Пусть расскажет Фелиситат, — сказала Хуана, указав на нее подбородком.
— Сеньора считала, что ей не подобает принимать участие в совещаниях мужчин по поводу судна, — сказала Фелиситат.
— Это правда, — сказала Хуана. — Арнау всегда прислушивался к моим советам, но я подумала, что другие не прислушаются. И оставалась вдали, когда синдикат собирался в замке.
— Я передавала все, что слышала, сеньоре, — заговорила Фелиситат. — Всякий раз, когда приезжал посыльный или управляющий, а их было много, сеньора Маргарида, в последний месяц перед его арестом, и, разумеется, всякий раз, когда проходило собрание синдиката. Мой повелитель, его милость, часто встречался с ними в саду.
— Совершенно верно, — сказала Хуана.
— Я прислуживала им, — продолжала Фелиситат, — по его просьбе, когда они там собирались, он знал, что мне можно доверять. И просил меня удерживать вашу милость от появления среди каких-то неприятностей. Эти люди могли быть очень вздорными.
— Глупый, глупый человек, — сказала Хуана. — Он говорил о случайных разногласиях, и только. Нужно было сказать мне. Будто мелкие неприятности могли вывести меня из душевного равновесия.
— Кто были эти люди? — спросила Маргарида.
— Члены синдиката? Они входили в состав того судового синдиката, о котором я вам говорила.
— Из-за чего они вздорили? — спросила Маргарида. — Из-за того, сколько мешков ячменя погрузить в трюм?
— Нет, Маргарида. Из-за контрабанды. Кажется, они спорили о том, сколько контрабанды можно надежно скрыть под рулонами ткани и мешками ячменя.
— Арнау?
— О, нет, сеньора, — сказала Фелиситат. — Его милость был против контрабанды с самого начала; кое-кто из остальных считал, что единственная цель фрахта — наполнить судно контрабандой.
— Думаешь, это один из синдиката? — спросила Маргарида.
— Да, — ответила Хуана. — Кто же еще?
— Кто они?
— Мы разделили предприятие на шестнадцать долей, — сказала Хуана. — Я считала, что нам нужны вкладчики, по крайней мере, на десять этих долей. Если бы судно пошло ко дну, мы бы рисковали потерять всего шесть долей этого предприятия.
— Меня всегда удивляло, Хуана, что женщина, одетая, как ты, в яркие шелка и кружева, может так хорошо разбираться в торговых делах.
— Маргарида, Арнау не был воспитан со знанием деловых проблем. Его учили быть храбрым, умным на поле сражения, в дипломатии, и командовать людьми. Его дед и отец тоже доверяли дела управляющим. Может, потому, когда с ним познакомилась, они были бедны, как церковная мышь. Но сейчас это неважно. Нам удалось привлечь людей, которые взяли двенадцать долей из шестнадцати.
— Двенадцать человек?
— Нет. Кое-кто взял больше, чем по одной доле. Первые три ушли к трем друзьям моего отца. Они живут в Барселоне, и думаю, нам нечего беспокоится о них, если не найдется причины. — Хуана выпрямилась, глаза ее блестели от сосредоточенности. — Один из друзей отца рекомендовал это предприятие одному из своих значительных клиентов, Гильену де Кастелю из Жироны. Он тоже не связан с Арнау. Де Кастель взял еще одну долю.
— Значит, остается восемь, — сказала Маргарида.
— Да. Четверо людей из Руссильона взяли по две доли. Они считают, что из-за размеров своих вложений должны контролировать это предприятие.
— Они заодно? — спросила Маргарида.
— По счастью, нет. Но об этом может рассказать только Фелиситат.
Фелиситат отложила шитье и устремила упорный взгляд на Маргариду.
— Когда проходили первые собрания, моя госпожа лежала в постели, была нездорова. С ней оставалась ее служанка, а я прислуживала сеньорам. Когда была не нужна, я ждала поблизости, чтобы прийти на зов моего господина, но голоса их были довольно громкими, и большей частью я слышала, что говорилось. Я знала, что ее милости это будет интересно, поскольку все знают, что она занимается такими делами в доме, поэтому внимательно слушала. У меня хорошая память, сеньора.
— Да, — сказала Хуана. — Превосходная память.
— О чем они говорили? — спросила Маргарида.
— О ценах на товары, и сколько каждого нужно погрузить на судно, — ответила Фелиситат. — Но потом положение вещей изменилось.
— Я объясню это, — сказала Хуана. — У каждого из этих людей, как я сказала, было по две доли. К концу лета двое из Руссильона, которые собирались стать членами синдиката, не смогли собрать нужных денег. На их место пришли дон Рамон и этот Мартин.
— И на следующем собрании, — сказала Фелиситат, — члены синдиката очень громко спорили.
— Из-за чего? — спросила Маргарида.
