и я бросила на нее злобный взгляд. — Вы можете быть свободны.
Глаза Дамиана прожигали дыры на моем лице, но я не могла встретить его взгляд. Я не хотела видеть его реакцию на то, что я для него сделала. Я не думала, что смогу справиться с этим.
— Но…
— Принесите свою замену, когда будете уходить.
Расшифровка исторических переговоров за круглым столом была привилегией, которую она явно не заслуживала. Может, она и не верила, что Де Лука заслуживает места за столом, но я знала Дамиана лучше, чем кто-либо другой, и никто не заслуживал этого больше. Никто.
Когда она ушла, я обвела комнату взглядом, в котором ясно читалось предостережение. Я только что выступила в защиту Де Лука, хотя, как представитель Витали, должна была быть нейтральной стороной. Я не сказала ничего, что говорило бы в пользу синдиката Дамиана, но акт удаления расшифровщика был достаточно близок, чтобы провести черту.
Я не могла этого объяснить. Черт, я не могла контролировать это. Это было не просто мое желание загладить вину за прошлое. Это было нечто большее. Дамиан заслуживал уважения, и я хотела быть той, кто поможет ему обрести его. Неважно, что он бросил меня сегодня утром, и с тех пор от него не было никаких вестей.
Сменная стенографистка вошла в конференц-зал с опущенной головой. Она села за стол в углу комнаты. Как только она придвинула свой стул и положила пальцы на клавиатуру, я кивнула головой Дамиану. Наконец, я повернулась к нему лицом.
Он посмотрел на меня. Точно так же он смотрел на меня, когда я увидела, как его отец бьет его, и я сказала ему, чтобы он взял себя в руки. Что он сильнее своей жалости к себе. (Я всегда буду в это верить.)
Дамиан прочистил горло.
— Семья Де Лука отказывается выдвигать повестку дня в связи с кончиной Винсента Романо.
Его слова повисли в воздухе.
Беспрецедентно.
Запись стенографистки прекратилась. Фрэнки выругался, а Бастиан уставился на Дамиана с новым интересом. Я чувствовала удивление и уважение, которые Дамиан вызвал своими словами, но не могла эмоционально переварить сказанное.
Дамиан упустил возможность получить выгоду. Я знала, что он отчаянно в ней нуждается. Он был единственным, кому я рассказывала о Маман и Винсенте, и когда мои глаза встретились с его глазами, я поняла, что он сделал это ради меня. Даже когда между нами возникали трения, мы заботились друг о друге. Клянусь, я никогда не испытывала такого влечения к Дамиану, как в этот момент.
Мое тело напряглось: боль от потери Дамиана десять лет назад и недавней потери Винсента прошла через меня. Находясь рядом со мной, Дамиан потянулся к моей руке под столом. Я хотела отстраниться от него. Чертовски хотелось возненавидеть его за то, что он ушел, не попрощавшись, сегодня утром — хотя он вовсе не собирался засыпать у меня дома.
Но я никогда не смогу его ненавидеть.
Не тогда, когда я знала, кто он такой.
Когда его большой палец успокаивающе погладил мою руку, еще одна моя стена разрушилась. Я перевернула свою руку и сцепила пальцы с его. Он сжал мою руку, и между нашими ладонями промелькнуло десятилетие потерянного времени.
Что мы делали?
Почему мы не могли помочь себе?
Я отвернулась от Дамиана, сохраняя спокойное выражение лица. Наши руки оставались под столом, где их никто не мог видеть. Полагаю, старые привычки умирают с трудом, и точно так же, как мой инстинкт заставлял меня заступаться за него, когда я могла, так и инстинкт Дамиана заставлял его держать меня за руку, когда он видел, что мне больно.
Разумная часть меня понимала, что мне нужно отпустить его.
Но большая часть меня, та, что все еще любила Дамиана, отказывалась это делать.
В комнате воцарилась тишина, и никто не знал, как реагировать. Некоторые пытались, но не могли скрыть своего уважения к Дамиану. Гордость и меланхолия боролись во мне, когда люди, кроме меня, узнавали, каким человеком был Дамиан. Честь, уважение и достоинство.
Я набрала воздух и нарушила тишину.
— Семья Росси может начинать.
Рафаэлло начал говорить.
— Семья Росси отказывается выдвигать повестку дня в связи с кончиной Винсента Романо.
Я сжала свободный кулак под столом, чтобы подавить свои эмоции. Семья Росси последовала примеру Дамиана и упустила возможность повлиять на ситуацию. Винсент — тот самый Винсент, который смотрел со мной диснеевские фильмы и учил меня, что плакать — это нормально, — даже в своей смерти обрел покой.
Я кивнула Марко Камерино, который прочистил горло.
— Семья Камерино отказывается выдвигать повестку дня в связи с кончиной Винсента Романо.
Дамиан сжал мою руку под столом, и я поняла, что он понимает, как много это для меня значит. Я сохраняла нейтральное выражение лица, кивая Реньери Андретти. В комнате нарастало напряжение, которое я не пыталась развеять.
Он заслужил это за убийство Винсента, независимо от обстоятельств. Возможно, это и положило конец войне между Андретти и Романо, но затраты оказались гораздо больше, чем кто-либо из нас хотел заплатить.
В глазах Реньери застыла печаль, и он тихо вздохнул.
— Семья Андретти отказывается выдвигать повестку дня в связи с кончиной Винсента Романо.
Я повернулась к Джио Романо, который не нуждался в моей поддержке, чтобы говорить.
— Семья Романо отказывается выдвигать повестку дня в связи с кончиной Винсента Романо.
И вот оно свершилось.
Впервые за всю историю синдикатов никто не использовал рычаги власти. Я закончила собрание, и странное чувство умиротворения охватило меня, когда лидеры обменялись рукопожатиями, а глава семьи Романо хлопнул Дамиана по плечу и заключил его в объятия.
Комната опустела, и в ней остались только мы с Дамиано.
Я пролистала книгу, чтобы было чем занять руки и глаза.
— Спасибо.
— Рен, — пробормотал он.
Я отказывалась смотреть на него, но мое сердце ускорилось, слишком быстро для эмоций, которые захлестнули меня.
— Рен.
— М-м? — Я не отрывала глаз от книги. У умения хорошо врать были свои плюсы, но сегодня мои навыки ускользали от меня. Готова поспорить, что я выглядела просто глупо, глядя в книгу, пока Дамиан наблюдал за мной. Я определенно чувствовала себя глупо.
Дамиан протянул руку и захлопнул книгу.
— Посмотри на меня, Рыцарь.
Я подняла глаза к его лицу.
— Я не умею этого делать.
— Использовать глаза?
Я закатила глаза и уставилась прямо перед собой. Я считала в обратном порядке от десяти, чтобы успокоить свое сердце, которое благодаря ему билось слишком быстро.
— Черт. Все идет не так, как должно было
