дверь и сказал, чтобы тот забыл дорогу к нему в офис.
Я прекрасно осознавал без слов, что мой названный отец обиделся за такой поступок, за то, что я подставил его этой дракой. И мне больше всего на свете хотелось рассказать ему правду, но в одном мать Сашки была права: история с сыном добила бы Давыдова-старшего окончательно.
В итоге информация о парне, который лежит в коме все-таки просочилась в прессу. Правда, она не получила резонанс: ведь там был не сын будущего губернатора, а какой-то приемыш, с совершенно другой фамилией. Тетя Юля постаралась, она сделала все, чтобы в зал суда повели не ее ребенка.
Началось лето… Жаркое, противное, до ужаса душное лето. Меня посадили в изолятор: в камеру, где нас было десять человек и ни одного окна. Там ужасно воняло, отвратительно кормили, не разрешали выходить на улицу, да и свидания не полагались.
Матери разрешили прийти всего раз, спасибо дяде Диме, он договаривался. После она разочарованно покачала головой и больше не давала о себе вестей. А отец был не в курсе, что меня посадили…
Откровенно говоря, еще до суда, я осознавал, что Юлия Давыдова отправит меня за решетку. Я знал, она сломает мое будущее, заберег его, вырвет зубами и отдаст своему сыну. Разве мог парень без завтрашнего дня оставаться с девушкой, улыбаться ей и целовать? Это было бы слишком эгоистично.
Я отдалился ото всех… Я думал, так будет проще.
А позже, когда оказался в той душегубке, едва не сошел с ума – время, казалось, остановилось. Там за стеной люди продолжали жить своей жизнью: вставать рано утром, идти в душ, затем на работу или учебу. Они могли промокнуть под дождем, уснуть в автобусе или засмотреться на ленивые облака, которое порой напоминали причудливых животных.
Что есть у человека в месте временного назначения? Только потолок и бесконечное количество часов. Их так много, что начинаешь ненавидеть каждую чертову секунду.
Забавно… На воле я был прямым и честным человеком, который не обидел бы никого. А сев в тюрьму, стал преступником почти убийцей.
Глава 19
Рассказ Ярослава настолько потряс меня, что на какое-то мгновение я потеряла дар речи. Это же надо: человек, которого он считал братом посадил его за решетку, отнял будущее, предал. Пожалуй, это было хуже предательства. Я не могла представить, что испытывал Ярик в то время как страдал, отталкивая нас с Артом.
С одной стороны, меня злило, что Громов не поведал свою историю еще тогда, с другой, я понимала – он делал так из лучших побуждений. Ведь Ярослава, в самом деле, могли посадить на четыре или больше лет. Его бы отправили куда-то в другой город, и наше общение, скорее всего, свелось бы к письмам или коротким звонкам. Однако я бы не бросила Ярика, ждала бы того дня, когда он выйдет на свободу, поднимет голову и вновь вдохнет безмятежный воздух. Жаль, что мое мнение в данном случае Громов не учитывал.
– Если честно, у меня немного… – Сергей прервал тишину первым. А мы молчали уже где-то минут пять. – Злость заливает вены. Саня с матерью то еще дерьмо.
– Все это уже не имеет значения, – отмахнулся Яр. – Да и мать его понять можно, она…
– Нет! – вскрикнула я, но тут же осеклась. На меня многие гости кофейни обратили внимание. – Я имею в виду, что такое понимать нельзя, и ты не должен ее прощать, – уже тише произнесла я.
– Прощение – вообще штука тонкая, – усмехнулся Арт, правда, с каким-то отчаянием и горем.
– Согласен.
– Она все равно его не заслужила, – нахмурилась я. Мне безумно хотелось зарядить этой Юлии пощечину, да и Давыдову тоже. Как можно было идти драться, а потом, поджав хвост, скидывать ответственность на ни в чем не повинного человека?! Каков трус и лицемер! В голове не укладывалось, что они с Громовым могли быть друзьями.
– Прощать кого-то или нет, есть ли в этом какой-то смысл? – задумчиво спросил Яр. Он обхватил картонный стакан обеими руками, словно пытался согреться. – Все равно рано или поздно рана затягивается, обиды забываются. В конце концов, жизнь ведь не заканчивается, если на твоем пути встретился плохой человек.
– Рассуждаешь как старушка, – сказал Арт, сделав глоток чая.
– От тебя заразился старостью.
Парни обменялись взглядами и вдруг улыбнулись, не как взрослые, а как мальчишки, которые наступают на грабли, получают шишки, спотыкаются, но все равно протягивают друг другу руку. Я тоже улыбнулась, от них обоих исходило какое-то невероятное тепло, словно наступило лето.
Правда радость моя была короткой, к нам опять подошла та девушка, кажется, ее звали Ол. Она неуверенно потопталась за спиной Громова, потом взяла стул и села рядом с Яриком. Острое, словно лезвие чувство, поразило мою грудную клетку. Кажется, это был симптом ревности.
– Это немного грубо с моей стороны, – сказала брюнетка, загибая нервно пальцы. – Но ты мог бы на минутку отойти со мной, Яр?
Я закатила глаза и недовольно поджала губы. Мне почему-то казалось, между нами с Яриком что-то вспыхнуло в тот вечер, что я ему по сей день дорога. А тут вон – эта Ол, которая мило держала его за руку, смотрела взглядом влюбленного лебедя. Создавалось ощущение, что я лишняя за этим столом.
– Это срочно? – равнодушно проговорил Громов.
– Ну… – она неуверенно пожала плечами и протянула ему телефон. Яр взял гаджет, провел пальцем по экрану, а уже через несколько секунд поднялся, и они с девушкой вышли на улицу.
Я молчаливо ерзала на стуле, пока смотрела в окно на этих двоих. Интересно, о чем они говорили, в каких были отношениях.
– Эй, – Арт щелкнул пальцами перед моим носом, заставив от неожиданности вздрогнуть. – Она – не ты, я уверен.
– Она красивая, – прошептала обиженно. Почему-то на фоне этой девушки, я почувствовала себя кактусом.
– Ты тоже.
– Ага, ты так всем говоришь.
– А разве есть некрасивые девушки?
– Арт, я серьезно, – насупилась я и сделала большой глоток чая.
– Я тоже. Не ревнуй его, уверен, ты для этого дурня единственная.
Я снова сделала глоток, затем еще парочку. На самом деле, мне не хотелось пить, просто это был единственный способ не впасть в депрессию. Она резко нахлынула, словно змея, которая затягивает удавку на шее жертвы. Я не желала видеть Ярика с другими девушки, с той Соней или с этой Ол. Наверное, во мне звучали нотки эгоизма. И
