Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
– Фрибалиус, я хочу тебя предупредить. Как только Офелия очнется, она тут же станет предлагать заняться сексом.
Мой любимый патологоанатом сбрасывает тело в простыне на диван в своем кабинете. Офелия, не открывая глаз, на правильном английском просит ее «факнуть». Фрибалиус смотрит сначала на оголившуюся кое-где Офелию, потом на меня, пожимает плечами и интересуется, что он пропустил? Что это за новый и неведомый ему вирус сексуального бешенства у маленьких девочек? Где мы его подцепили?
– Пойдем, – я тяну его за руку в коридор. – У меня к тебе дело. Смотри внимательно.
На фотографии мой отчим выглядит намного моложе. Нас снял частный фотограф у загса, я держу корейца под руку и только сейчас замечаю, какие похоронные физиономии у меня и у него. И только лицо Риты светится неземным счастьем воплощенной мечты.
– Если ты вдруг обнаружишь в морге этого мужчину, забей ему осиновый кол в сердце!
– Для тебя – что угодно, хромосомочка моя одинокая, только где я возьму этот кол?
– Заготовь заранее!
Фрибалиус задумывается. Я знаю его так хорошо, что могу поспорить: ему и в голову не приходит усомниться в моей нормальности, он, точно следуя приказу, напряженно обдумывает, где раздобыть осину.
– Одолжи, пожалуйста, несколько твоих банок из коллекции.
– Несколько – это сколько? – насторожился Фрибалиус.
– Семь. Семь банок.
Мы идем в лабораторию.
Фрибалиус собирал внутренности с аномалиями и раньше, сначала как обучающие пособия, потом – по собственной инициативе как результат его гениального чутья («Ты только посмотри на цвет лица, спорим, у этого покойничка легкие будут протерты до дыр!» – и левое легкое потом торжественно помещалось в банку с раствором). Я подала идею собрать его экспонаты в коллекцию, пронумеровать, что придало обычным рутинным вскрытиям поисковый азарт, а достаточно захламленной лаборатории в морге вид кунсткамеры.
– Нет, только не глаз! – Фрибалиус закрывает собой полку, на которой в маленькой банке плавает мутно-голубой глаз неизвестного мужчины.
– Вот как раз глаз мне обязательно нужен! У вас их было два, я помню!
– Один взяли на пособие в институт.
– А печенки нет поменьше? – я задумчиво осматриваю трехлитровую банку.
– Есть раковая, но тоже в большой банке.
– Еще я возьму зародыша, где наш зародыш с открытым мозгом?
– Эмбриончики у меня за шкафом, я их убрал, а то санитарки очень расстраиваются.
– Давай кусок прямой кишки с наростом и вот это сердце.
– Это свиное сердце.
– Свиное сердце? Зачем оно тут?
– Оно было в человеке. Ему пересаживали. Доброволец был по опытам.
Я составляю банки на отдельный стол. Пересчитываю. Семь банок. Одна – трехлитровая.
– Как ты это потащишь? – интересуется Фрибалиус.
– Сейчас упакую в коробку, а утром подъедет друг. Он на машине.
В дверном проеме возникает Офелия в простыне, хочет что-то сказать, но вместо этого дергается и блюет, обильно заливая пол.
– Вода, – замечает Фрибалиус. – Похоже, она тонула в ванне, пока мы с тобой беседовали в кабинете.
Сутяга подъехал к центральному моргу, как и обещал, в половине седьмого. Фрибалиус помог загрузить коробку в багажник, а Офелию, укутанную в одеяло, – на заднее сиденье, рядом с клеткой, в которой нахохлился белый голубок.
– Знаешь, что самое смешное? – хмыкнул Сутяга, когда мы отъехали.
– Да. Офелия умерла от передозировки, потом от переохлаждения, потом утонула, а все равно матерится.
– А мы едем на машине братьев Мазарини!!
– Действительно смешно… А куда ты везешь голубка?
– Голубка тебе Тихоня отдает на время. Пользуйся.
– А как им пользоваться?
– Главное, не выпускай из клетки. Как только выпустишь, он тут же полетит в «Кодлу» к Тихоне. Поэтому договоримся так. Открываешь клетку в состоянии полной безысходности, и мы сразу рванем на помощь.
– А он долетит?
– В прошлом году долетел из Питера. А сизый, с хохолком, вообще из Турции вернулся. Представь только, запрет тебя твой отчим в темнице, на окнах – решетки, во дворе – страшные собаки, и начнет точить нож!
– Откуда ты знаешь про нож? – подпрыгнула я.
– Я не знаю, это я так уговариваю тебя взять голубя. И когда надежда на освобождение совсем умрет…
– Сутяга! – осенило меня. – Я знаю, как вам с Тихоней и с голубем заработать десять тысяч.
Охранники-лесники не сказали ни слова. Молча стояли и смотрели на нас в машине. Сутяга занервничал:
– А у них ружья заряжены?
Когда я вышла и стала разминаться после долгой езды, старший лесник снизошел и поинтересовался, где меня носило.
– За птичкой ездила, – я достала клетку из машины. – В доме ни кошки нет, ни собаки! Могу я завести рыбок или птичку?!
– А что в коробке? – поинтересовался лесник.
– Консервы. Помоги занести в подвал.
Выбежала радостная Рита.
– Гадамер звонил пять раз! Пришлось врать, что ты отошла, потом, что ты упилась до бессознательного состояния, а он все равно просил тебя к телефону, и я мычала в трубку, как дура! – взахлеб докладывала она. Потом, перейдя на шепот, сообщила: – Но, по-моему, он что-то заподозрил. Теперь охранник забрал у меня телефон.
– Это нарушение прав! – возмутилась я на пределе громкости. – А если я заболею, а Рита забеременеет? А если у меня случится приступ аппендицита?
– Вырежем, – мрачно пообещал охранник Коля.
Поздней ночью, под завывание ветра и стук плохо закрепленных ставен, в кромешной темноте я пять раз прокралась из подвала в мансарду и обратно, перенося «консервы». Потом закрыла вход в чулан, зажгла в нем свет, подняла перегородку, за которую мне запретил заходить кореец, и аккуратно расставила семь банок, стараясь не поднимать глаз и не вдыхать.
Вымотавшись окончательно, я кое-как сползла по лестнице вниз и осталась передохнуть на нижней ступеньке.
Сказали лесники корейцу, что я сбежала, или нет?
Если сказали, он быстро примчится.
Пошатываясь от усталости, я отправилась на поиски связки ключей. На кухонном столе – нет, в коридоре на тумбочке – нет, в пальто Риты – нет. Она что, спит с ними?
Пробираюсь на цыпочках в ее спальню. Приторно пахнет духами и ацетоном. Каждый день с утра Рита садится перед зеркалом для кропотливой работы по наложению макияжа и окраски ногтей в тон губной помады. Каждый вечер она все это тщательно смывает, чтобы следующим утром начать сначала. Оказывается, ей это придает уверенности в себе. Оказывается, полтора часа разглядывания себя в зеркале и тщательная обработка ногтей придают хоть какой-то смысл абсолютно бессмысленному в отсутствие мужа медовому месяцу. У Риты восемь губных помад. Восемь оттенков лака для ногтей. Восемь прядей накладных волос в коробочке с силуэтом черной кошки. Восемь колец, четыре пары сережек – то есть поштучно получается опять восемь… Я роюсь на туалетном столике моей новой мачехи – восьмой жены Синей Бороды. Но самое смешное, что восемь – ее любимое число. Нет, это определено ею не вследствие какого-то везения и не датой рождения, оказывается, ей нравится сама восьмерка. Она, по словам Риты, символизирует собой и соединенное в бесконечность лентой Мебиуса время, и плавность женских форм, и еще какую-то трудно произносимую по-латыни завитушку из области строения хромосом. И пусть после этого кто-нибудь скажет, что в жизни все случайно!..
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
