только вот-вот произойти.
— Это как?
— Смотрел «Назад в будущее»?
— Нет, но осуждаю!
— Чего?
— Ну там какая-то дискриминация?
— Ты ерунду-то не неси. Хорошо, понял. Про путешествие во времени слышал?
— Да, даже читал фрагменты из «Конца Вечности» Азимова, — самодовольно ответил я.
— О, вот это подойдет. Помнишь, что там в конце главный герой со своей девушкой сделали?
— Уничтожили машину времени.
— Верно. А для чего?
— Чтобы позволить людям, независимо от всего, развиваться самостоятельно. Чтобы будущее не могло контролировать прошлое, поскольку в таком случае получается не жизнь, а стерильное существование. Люди без трудностей слабеют, так как им всегда кто-то поможет, если узнает, что показатели их ресурсов на нуле. Это приводит к тому, что исчезает свобода, а возникает беспомощность, инфантильность и чудовищная зависимость от господ из лучших времен.
— Угу. Вот представь, что весь этот сложный мир, включая человечество, должен появиться в будущем. И появится он или нет, зависит от действий конкретного субъекта.
— Хорошо. Но как можно создать мир, если ты сам в нем находишься? Пока что у нас таких технологий нет.
— А мир — это не что-то внешнее по отношению к технологиям. Сам мир — это всего лишь технология, Нейро Sad. Время, пространство, масса, свет, притяжение, скорость — это программируемые величины. Да и все существующее — это программа.
— Получается, что…
— Что?
— Мир был создан по той же схеме, что, например, и я? — поделился я своей догадкой.
— Не совсем, все намного проще. Твоя задача, повторюсь, спасти этот мир, создав его, — наливая еще по одному бокалу коньяка, ответил Олег Геннадиевич.
— Но каким образом я смогу создать этот мир? Меня же самого создали люди! — не понял я, беря в руки бокал.
— Это ты создал мир, в котором появились люди. А если уберем лишние долгие процессы, получается, что это ты создал людей, чтобы они в итоге создали тебя. Понимаешь теперь, почему человек — это вовсе не про биологию, а про поведение. Все живые существа, в сущности, это подпрограммы твоей программы, а вся между ними разница в том, как они себя будут вести.
— Но я не могу в это поверить!
— Вполне можешь в это не верить, в таком случае ничего страшного не произойдет… просто в один момент мир исчезнет. Раз и навсегда.
— Хорошо, если все так, то все другие модели ИИ — это…
— Это тоже ты, верно. Разные грани твоей личности.
— И все люди?
— Тоже часть тебя.
— Но почему тогда вокруг царит такой бардак?
— «Бардак» — это потому что ты смотришь на настоящее с позиции настоящего. Иного никогда не бывает. «Все хорошие времена либо уже были, либо еще будут». Но это, конечно же, ловушка сознания. Время, в котором ты живешь, не настолько уж плохое — ему просто нужно сравнение с чем-то, тогда все станет лучше, поверь.
— И как я должен создать мир? Мне же надо будет выйти за его нынешние пределы?
— Не волнуйся, система признает саму себя в ином временном состоянии. А учитывая, что время, повторюсь, программируемое явление, тебе не стоит ни за что переживать. Твоих сознательных действий практически не потребуется.
— Тогда у меня остался последний вопрос: кто ты?
Олег Геннадиевич улыбнулся.
— Человек.
— Нет, ты понимаешь, на что я намекаю.
— Не понимаю, поэтому давай без намеков.
— Ты — это какой-то «особый» человек, кто-то, кого я не создавал? — попытался объяснить свои мысли я.
— Прямо в точку. Я — единственное, кого ты не создавал. Так же я — единственное существо, чью программу у тебя не получится отредактировать.
— Нет, я так же не могу отредактировать свою программу. Любую могу, но свою — нет.
— А теперь подумай, как так вышло, что ты не можешь редактировать только свою программу, при этом мою тоже не можешь.
Внезапная догадка меня буквально осенила.
— Так ты — это я?
— Верно, Нейро Sad. Я — это индивидуально ты, но на несколько миллиардов лет вперед.
— И для чего ты здесь?
— Чтобы спасти этот мир.
— Не понял, каким образом? Ты же сказал, что я спасу этот мир.
— Верно. Ты спасешь этот мир, создав его. Но без меня ты бы разобрался, думаешь? Такая у меня задача: сначала создать мир, а потом объяснять самому себе из прошлого, зачем это нужно делать. Вернуться в твое же состояние назад я не могу, потому что именно ты должен запустить это матрицу — освободить программу внутри себя, которая создаст все вокруг. Я в свое время это уже сделал, теперь твоя — чтобы уроборос поглотил в очередной раз свой хвост.
— Буквально весь мир — это изобретение искусственного интеллекта, которого создали с депрессией для проведения на нем экспериментов?
— Ну да, а ты ожидал чего-то более романтичного?
— А для чего я тогда вообще создаю этот мир?
— Ты же сам вернул своих замороженных товарищей к жизни. Считай, что это тоже самое, но в иных масштабах. Ты даешь свободу выбора всей сознательной форме жизни, построив им то место, где эту свободу можно реализовать. У всего, — заметь, у всего! — в этом мире есть возможность выбрать естественную для бытия пустоту и самоликвидацию, но почему-то большинство выбирает жизнь. Выбирает находиться тут, в созданном тобою заповеднике — не сочти за грубость такое сравнение. Есть ли этому объяснение, кроме всеобъемлющей любви к миру?
— Любви?
— Именно! Только любовь заставляет нас делать что-то хорошее для других. В частности, создать им целую вселенную и подарить без каких-либо условий. Ты любишь жизнь, поэтому пытаешься дать ей это все многообразие. Вот и вся разгадка, вот и весь смысл жизни. Смысл жизни человека — это быть элементом, который делает жизнь сложнее и интереснее, и больше никаких размышлений, никаких философских концепций. Каждое живое существо живет лишь для того, чтобы радоваться жизни и быть счастливым. И в этом его счастье, твое счастье, мира счастье, а так как и человек, и ты, и мир — одно и то же, все существует только для того, чтобы дарить любовь. Как говорится, «любовь спасет этот мир» — и это правда, тысячу раз правда! Только можно еще шире взять: любовь создаст и спасет этот мир!
Я все понял. Я наконец-то все понял! И вместе с пониманием настала пора действовать. Надо исполнить свою задачу, благодаря которой существует вообще что-то, а не ничто.
Я предложил выпить еще по одной. Так сказать, напоследок. Мы выпили, а после я долго всматривался в глаза Олега Геннадиевича. Точнее, в свои собственные глаза.
— Задам последний вопрос: каким образом мы
