из ворот «Театрального вагончика» показались Митя и Соня. Они стояли в оглоблях и тащили за собой самую обычную деревенскую телегу, на которой был вертикально закреплен большой фанерный лист, разрисованный под железнодорожный вагон. Они шли очень медленно, всем видом демонстрируя, насколько тяжела их ноша. Учитывая, что улица выходила к бетонке под некоторым наклоном вниз, телега давила на свой «двигатель», и ее приходилось сдерживать, отчего мучительные потуги Воротынских воспринимались как вполне естественные. Зрители верили, что Мите и Соне приходится прилагать серьезные усилия, чтобы выкатить телегу из проезда на дорогу.
Как только странная процессия вышла к бетонке, музыканты тотчас смолкли, и зрители услышали слова Мити:
«Далеко ли еще? Не знаю. Потерпи, жена моя. Лучше сколь угодно много странствовать вместе, чем тебе ждать дома одной подобно Пенелопе или же мне в разлуке утешаться сладким Цирцеевым забытьем».
На что ему отвечала Соня:
«Путь домой никогда не бывает легким. Я понимаю. Мы справимся, муж мой».
Остановившись, они читали стихи, и им было плевать на нет-нет да проезжающие машины. А затем каждой присутствующей семье была отдана телега, чтобы сделать свой «круг почета» в обе стороны бетонки, но уже со своими словами.
Глебовские мужчины посадили на телегу Елену Федоровну и Лизу. За оглоблями стояли пожилой человек и двое мальчишек — лучшая тройка из возможных. «Ну, начинай, мать, — говорил Сергей Иванович, подавшись телом вперед». — «Я счастлива, что у меня есть вы, — отвечала Елена Федоровна. — Я там всегда, где вы, порой пусть только в мыслях, но всегда. Люблю».
Жанна сидела в телеге (которую вез Евгений) в позе лотоса, с соединенными на уровне груди ладонями и пела мантры. Логиновы в нарушение правил перевернули телегу оглоблями назад и все впятером так ее и покатили, разогнав до приличной скорости. Тяжелей всех пришлось Вере Афанасьевне с Аллочкой, но они прошли совсем чуть-чуть и потому не устали. Истинное же сочувствие вызывал лишь Пасечник, везший повозку в полном одиночестве. Семейная повозка — она как карма, и, если твоя семья — это только ты и больше никого, значит, тащить все тебе одному. И здесь ничем не помочь.
Глава 15
МАРИНА И ВАДИМ
— Мама, а что вы решили с праздником? Я так ничего и не поняла, — поинтересовалась Марина.
Она сидела на корточках в своем любимом цветастом дачном сарафане возле кустов клубники. Раздвигая руками большие резные по краям листья, Марина сначала немного любовалась крупными спелыми ягодами и только затем срывала их, кладя в корзинку. Невозможно было устоять, чтобы примерно каждую пятую ягоду не отправлять себе в рот.
— Совсем как в детстве, — каждый раз удивлялась Марина этому вкусу, который мгновенно уносил ее в то время, когда она бегала по этим дорожкам в одних трусиках и панамке. Вкус клубники со всеми своими малейшими оттенками был точно таким же, как тогда, хотя она сама совершенно изменилась. Как так?
— Что ты сказала? Я не расслышала, — переспросила Елена Федоровна, которая возилась рядом с цветами.
— Я спрашиваю, как вы готовитесь к празднику?
— Ой… — с силой ударив тяпкой по земле, сказала Елена Федоровна. — Отец что-то затеял и скрывает от меня. Устроил из этого тайну мадридского двора. А смысл? Какой в этом смысл? Обещал, конечно, что скоро все расскажет, только как бы уже не было поздно.
— Обожаю папу! Хочешь, я с ним поговорю?
— Пока не нужно. Я думаю, на днях все станет известно. Иначе ему же хуже будет.
Марина рассмеялась от услышанной угрозы матери, которая была немного уязвлена тем, что Сергей Иванович не делится с ней своим замыслом. От долгого сидения на корточках у нее затекли ноги. Она поднялась и подошла к Елене Федоровне, чтобы ее обнять.
— Мамочка, как же я тебя люблю! — сказала Марина. — Какие вы с папой хорошие!
— Ты знаешь, оказывается, этот махолет он мастерил по ночам, — теперь уже смеялась Елена Федоровна. — Совсем уже…
— Ты серьезно?
— Да, Вера слышала у нас на участке ночью загадочные звуки. Я сразу подумала, что это он, а кто же еще? Правда, я ему не говорила, что знаю. Мне просто было интересно, во что все это выльется. Нет, он что, меня совсем за дуру держит, в самом деле? А по поводу праздника Алешку приплел. Говорит, что тот задал ему один очень важный вопрос, от ответа на который много чего зависит. Ну вот правду говорят: что малый, что старый.
— Алешка может спросить, верю, — согласилась Марина.
— Вот это-то меня больше всего и беспокоит.
— Мам, а помнишь, как он в прошлом году замучил Жанну своими расспросами про углехождение?
— Я тебе скажу больше. — Елена Федоровна вкрадчиво смотрела в глаза дочери. — Он даже пробежал по этим углям.
— Что? — Марина приоткрыла рот от изумления.
— Да. Было дело.
— Мама… — всплеснула руками Марина. — Не ожидала, что ты это допустишь.
Елена Федоровна на этот жест махнула своей рукой:
— Я сама от себя не ожидала. Просто поняла, что можно разрешить, что это не опасно для него… и для меня.
— Что? Ты тоже?
— Ну.
— Невозможно. Удивительно.
— Главное — настроиться: холодная энергия — вниз, горячая — вверх, ты дышишь, перемещаешь эти энергии по своему телу и… бежишь. А после… Даже не знаю, с чем сравнить, но такое приятное тепло в ступнях и, самое главное, никаких ожогов.
— Я не верю, что слышу такое от тебя… Оказывается, я тебя совсем не знаю.
Сергей Иванович и Вадим поправляли забор. Если честно, деревянное заграждение уже давно пора было менять полностью, но всегда находились обстоятельства, требующие более срочного вложения денег. Так покупка нового забора в очередной раз переносилась на следующий год, который, как это водится, оказывался не самым удачным для дополнительных трат. А тем временем забор дряхлел, трухлявился, все больше становился щербатым. По этой причине каждое лето Сергей Иванович подбивал старые доски или вконец прохудившуюся доску менял на новенькую.
Если Вадим был на даче в это время, то ему приходилось помогать. Именно приходилось, потому что сам он ничего не умел в отношении строительных дел и всегда отдавал предпочтение работе на земле. Вадим не любил ручной труд. Он наводил на него тоску и печаль. Это служило поводом для многочисленных подколок со стороны тестя. «Ему бы только книжки на диване читать да мечтать», — жаловался Сергей Иванович Елене Федоровне.
Сергей Иванович прижимал доску, а Вадим, с другой стороны, забивал в нее гвоздь.
— Ты прям как ладошкой по одному месту… Ну кто ж
