другими людьми, принося испытания на их голову одно за другим! Там женщина умерла, так и не увидев своего сына напоследок!
— Захотел бы, не оставил бы свою мать одну…
— Да откуда тебе знать, дядюшка, что такое не оставить свою родную мать на произвол судьбы!? — закричала Анаис.
— Анаис, ты перешла все возможные границы! — грозно произнес Анатрог и резко встал со стола, не отрывая взгляда от племянницы. Любава снова вскрикнула, а Анаис с искренней ненавистью посмотрела на дядю. — Мне ли не знать, как тяжело иметь больную мать на руках!? Жаль, братец мой сейчас могильных червей кормит, он бы рассказал, как это тяжело. Когда я писал ему, слезно умолял вернуться в Ольх в последние дни ее жизни… Она так этого просила, так ждала, а твоему батюшке было больше интересно залезть под юбку княгине несуществующего мелкого государства! Так и не приехал!
Минуту Анаис и Анатрог смотрели друг другу в глаза в поисках совести. После неловкого минутного молчания Анатрог сказал свое последнее слово:
— Я не выпущу тебя, пока ты не раскаешься в сказанном тобою. Не раскаешься — не выпущу вплоть до твоего замужества. Ты, неблагодарная девчонка, сопля еще будешь указывать, что мне делать!? Мне надоело быть снисходительным и вечно пытаться тебе угодить! Скройся с глаз моих!
Анаис, яростно топнув ножкой, развернулась и побежала к себе в опочивальню.
— Анатрог… — укоризненно начал Радмир, но князь поднял вверх руку, не дав закончить.
— Ничего не говорите, я и так знаю, — произнес Анатрог, закрыв глаза и приняв позу мыслителя.
— Княже, может смилостивитесь? — осторожно чуть ли не пропищала Любава. — Пока Вы отсутствовали, умерли два дорогих ей друга. А завтра у одной из них похороны…
— Нет, это будет для нее наказанием, — тихо произнес Анатрог.
— Негоже так, — настаивала кухарка. — Как это можно пропустить похороны дорогого человека?
— Хорошо, Любава. Как скажешь. Возьмешь ее завтра под свой контроль, но, если Анаис сбежит, то я прикажу публично тебя выпороть.
* * *
Ступив туманной пеленою
На земли воинов погибших,
Богиня провела рукою
По голове врагов убивших.
* * *
— Анаис, барыня, вставайте!
— Оооох…
— Мы опоздаем на похороны, Анечка! Ох, придется одевать ее самостоятельно…
— Похороны?
— Да, похороны Прасковьи. Вставайте, барыня, мне нужно Вас привести в более-менее нормальный вид…
— А как же Рогги…
— Анечка, не вертитесь, пожалуйста…
— Он же там…
— Где там?
— Там…
* * *
Разверзнулась земля под нею
И превратилась в мир иной.
И Мара Черная Кощею
Несла героя на убой.
* * *
— Любава, там Рогги, куда ты меня ведешь!?
— На похороны.
— Рогги?
— Нет, Прасковьи.
— Правильно, Рогги жив. Пока что…
* * *
Удар смертельный нанесли
Герою Медведуху.
Наверх Смородины-реки
Он выполнит услугу.
* * *
— Ох, Прасковуфка, горе ты мне принесла, родненькая! Я ведь хотел сфадебку сыграть с тобою, а вот, как оно выфло! Ох горе, горе…
— Да хватит, Борька, убиваться. Захотел бы сыграть свадьбу, давным-давно бы сыграл, чего ты нам уши греешь!?
— Ох горе, горе…
— Что с Анькой, Любаваа?
— Больна. Очень тяжело. Бредит бедняжка…
— Кидайте уже огонь, не тяните кота за яйца…
— Нет! Нет! Нет!
— Анаис, успокойся!
— Он же не успеет!
— Роггвер мертв, Анькаа, никто уже не успеет…
— Нет!!!
* * *
— Любимый! — молвила она,
Рыжеволосая Богиня.
Герою девушка ценна,
Звук голоса ее как мандолина…
* * *
— Ах!!!
— Зрящий, смилуйся над нами!
— Дураки, как можно было гнилые доски на краду притащить?!
— Уберите руку, тут же дети!
— Обугленная рука…
— Не смотри, Анечка, пожалуйста…
— Знаешь, Любава, а ведь, когда я увидела своих родителей после пожара, я даже не поверила, что это были они.
— Ох, Анечка, бедняжка…
— Теперь верю.
* * *
Герой протесты изъявил
И повернул обратно вспять,
Но посох Мары победил
И двинул в путь его опять.
Глава XV
Тащит героя Черная Мара
Черепом, посох вершащим,
Но все еще слышит герой голос Ани,
Как звук мандолины, звучащий.
* * *
— Ваша племянница всеми силами борется за свою жизнь, это радует.
— Можно больше по делу, лекарь? Что Вы собираетесь делать?
— Да ничего, собственно. Я Вам уже сказал, что ей необходимо принимать…
— А для чего я Вас нанял тогда, вызвал из города!?
— Нечего так шуметь, княже. Я вижу, что девица справится со своей хворью самостоятельно.
— Чудесно просто! У меня чуть ли не полдеревни вымерло, не справившись со своей хворью самостоятельно…
— Позвольте объясниться. На моей практике таких случаев было три, по-моему, когда пациенты заболели «крысиным мором» при длительном осторожном контакте с другими больными. Во всех трех случаях они остались живы. Лечить их особо не приходилось. Случаи редкие, но и такое бывает. Я здесь бессилен, к сожалению, так как ни объяснить, ни понять этот загадочный феномен не могу. Я отошлю эти сведения в Весенноградский университет, там есть один врач, который занимается этим вопросом.
— Зачем мне эта информация?! Займитесь кровопусканием хотя бы, хоть что-нибудь сделайте, в конце концов…
— В этом нет необходимости, если, конечно, Вам не хочется, чтобы Ваша племянница точно умерла. А говорю я Вам это, чтоб Вы зря не беспокоились. Не думал, что когда-нибудь это скажу, но у девицы поистине боевой характер. На данный момент она нуждается в заботе и внимании. И в Вашем покое тоже.
— Вы, небось, всем это говорите…
— Э, нет. Если дело худо, я так и говорю.
* * *
Вырвавшись из пут волшебных,
Медведух бежал домой,
К материнским ручкам нежным,
Что излечат дух больной.
* * *
— Анькаа…
* * *
— Проснулась, наконец-то, — лучисто улыбнулась Чернавка.
— Чернавка? — недоуменно произнесла Анаис и попыталась улыбнуться в ответ.
— Хозяин, твой дядя, попросил меня посидеть с тобой, подождать, когда ты проснешься. Я так за тебя переживала все эти дни, — Чернавка озабоченно потрогала лоб больной и удовлетворительно кивнула.
— Вовсе необязательно было тебя напрягать, — тихо пробурчала Анаис и совершенно безуспешно попыталась сесть. Мышцы и кости изнывали; девочка лежала в пропахшей многодневным потом сорочке, тело липло к ней и чесалось, волосы безнадежно запутались в один огромный клубок.
— Анькаа, осторожно, — обеспокоенно произнесла Чернавка, придерживая Анаис. — Мне не в тягость, тем более ты так помогала мне всю зиму…
— Всю зиму? — Анаис ошарашенно огляделась вокруг.
— Ну уже весна наступила, да. Наши комоедицу уж спраздновали недавно. Объелись до отвала. А этот твой Авис весь праздник мне уши грел. Я его, конечно, отшила, так как он тебя унижал, но с условием, что, когда ты придешь в порядок, обязательно превратишь
