и то, если буду очень экономной. Не могу заставить себя двигаться. Сил не осталось, и мне становится всё хуже от тишины и полного одиночества, мои ноги подкашиваются, и я тяжело опускаюсь на землю.
— Знаете что, — произношу вслух, — идите вы подальше со своим Законом! Вот здесь его нет, и я могу говорить всё, что захочу, могу делать всё, что пожелаю. Вы все самодовольные тупицы! Посмотрела бы на ваши лица, если бы вы сейчас сидели здесь на этой Дороге! — я злобно кричу куда-то в пространство.
Меня пробирает обида, я не могу понять, как они смогли выкинуть молодую девушку в дикие земли. Неужели в них нет ни капли жалости? Лицо Анны Сесилии Брон всплывает перед глазами, и я невольно морщусь от отвращения. Слышала, её дочь чуть старше меня. Что бы сказала Брон, если бы её ребёнок оказался на моём месте? Я с гневным криком кидаю первый попавшийся в руку камень в кого-то невидимого. Получите, получите все! Мои руки работают беспрерывно, я бросаюсь мелкой галькой, пылью, пытаясь отомстить за саму себя. Но это быстро проходит, и моя голова опускается на подтянутые колени. «Я не вынесу, не вынесу!» — проносится в голове. Мне хочется застыть в этой позе навсегда, превратиться в камень и больше никогда ничего не чувствовать. Пустошь, если ты в силах, пожалуйста, сделай это со мной! Но она безмолвна. Ей глубоко плевать на мои желания.
В это момент что-то заставляет меня разогнуться. Какое-то предчувствие, ощущение, внутренний щелчок. Я настороженно оглядываюсь и в поисках опасности поворачиваюсь назад. Мои волосы на затылке мгновенно становятся дыбом, а ужас накатывает с невероятной быстротой. Господи, что это? Оттуда, издалека, на меня, на всю Пустошь движется огромная фиолетово-чёрная стена. Она напоминает гору, растянувшуюся в обе стороны и отчего-то пришедшую в движение. Внутри неё что-то периодически сверкает, словно клацает белыми клыками, и эта волна ползёт быстро, иссиня-чёрными клубами как щупальцами скользя по земле. Я хватаю вещи и срываюсь с места. Лучше не оборачиваться, лучше не оборачиваться! Через пару секунд в спину ударяет резкий порыв ветра, и я едва не спотыкаюсь из-за него. Теперь он дует, не переставая, сильный и холодный, закручивающий пыль в воздухе и царапающий ею мои лицо и руки. Я бегу всё быстрее, не замечая боли, спиной ощущая, как волна надвигается всё ближе. Солнце теряет свою яркость, этот поток темноты, наверное, высасывает из него жизнь. Я думаю, что всё дело в Дороге, ведь все говорят, что она чувствительна к людям. И, надеясь спастись, я ныряю в чащу леса.
Я несусь, не разбирая пути. Ветки хлещут меня как кнуты, ветер завывает между высоких стволов. Сучкѝ и листья кружатся всё яростнее, и то и дело попадают мне в голову. Не могу описать, как мне страшно! Ветер всё сильнее, свет почти исчез, всё воет и шумит, деревья стонут и трещат, белые разряды освещают лес как вспышки фотоаппарата. Вдруг с холодным ужасом понимаю, что я ошиблась, свернув с Дороги. Здесь слишком много деревьев, буря может свалить их прямо на меня. Но уже поздно. Я не могу остановиться и всё бегу, надеясь заметить хоть какое-либо укрытие. Но я не быстрее бури.
Она заглатывает лес, и сильный безжалостный порыв ветра подбрасывает меня вверх и вперёд. Я кричу от страха и боли. Меня кидает прямо на деревья. Всё, что получается, так это закрыть голову руками. Меня поднимает невысоко, но этого достаточно, чтобы с силой врезаться в толстый ствол. Правый бок и плечо пронзает болью. Ветер несёт моё тело через лес, потом снова роняет и снова заставляет подлететь над землёй. Не понимаю, как я ещё жива. Мне что-то впивается в ногу, и я издаю истошный крик. Штаны почти сразу становятся мокрыми от крови, и первые мгновения я не могу вдохнуть от шока. Я пытаюсь уцепиться то за один, то за другой ствол, но они и сами раскачиваются как качели. Руки изрезаны, пальцы немеют от напряжения, когда меня пытаются оторвать от дерева. Над головой гудят и стреляют молнии, без грома, без дождя, чистые электрические кинжалы. Но я ничего не различаю даже при этом свете, вокруг лишь смесь темноты и зелени. Рядом слышится треск. Пару деревьев заваливает наземь. То ли это вина молний, то ли ветра. Не могу знать. Только бы на меня ничего не свалилось! Резкий новый порыв отрывает меня от ствола и с новой ещё более разозлённой силой швыряет куда-то в сторону. Я не могу дышать, боль пробирает до костей, мне страшно, я боюсь, что могло сломаться ребро. Рядом ещё что-то скрипит, я вижу, как погибает дерево. Оно валится, слегка задевая моё плечо верхними колючими ветками. Это было слишком близко. Яркая вспышка разрывает тьму, наверное, самая яркая из всех, и в землю там, где находится Дорога, вдруг начинают бить сотни зарядов. Словно её обстреливают с небес. А я всё-таки не зря убежала оттуда! Мне страшно, что если молнии попадут в лес, то он вспыхнет как фитиль. Я зарываюсь под ветками поваленного дерева и закрываю глаза. Меня трясёт как в конвульсиях, и мне не хватает сил даже чтобы вспомнить какую-нибудь молитву. В Объединениях запрещено поклоняться Богу, но сейчас мне особенно хочется верить в то, что он есть. Свет слепит даже сквозь закрытые веки, но всё вдруг резко прекращается и даже ветер стихает. Неожиданно раздаётся оглушительный грохот. Это даже не гром, это целое его войско, я непроизвольно вскрикиваю, закрываю уши, и снова воцаряется тишина. Мне чудится, что это очередной подвох, но ничего не происходит. Подождав ещё несколько минут, я решаюсь выползти из-под ветвей, оставляя на их иголках несколько клочков своих волос. Небо всё ещё затянуто мглой, но молнии виднеются уже далеко впереди, и, я уверена, там же бушует ветер.
Я устало заваливаюсь на бок. В моей ноге торчит кусок деревяшки, все руки избиты в кровь, одежда во многих местах разодрана так, словно её зубами рвал зверь, по лицу тоже что-то стекает. Мой рюкзак сильно помотан, но всё же цел. Удивительно! Я знаю, что нужно вытащить из ноги эту дрянь, но никак не могу решиться. Моё сердце стучит в неровном диком ритме, дыхание частое и прерывистое, я хватаюсь за деревяшку обеими руками и резким движением вырываю её. Кричать ещё громче, наверное, невозможно. Кровь смачивает штаны, я готова описаться от боли и страха. Достаю бинт и