ногти впились в ладонь.
Ну и плевать! Пусть хоть всю академию перецелует!
Все же ректор ошибся: одиночество мне на пользу не пошло, а успокоительный отвар наоборот взбодрил. Не выдержав тишины, я осторожно встала. Стены больше не качались, ноги не подкашивались. Значит, восстановилась! Тем более, никто не запрещал мне покидать лечебницу.
Подошла к двери, выглянула наружу: в коридоре мирно клевала носом пожилая фея с замысловатым зеленым пучком и губной гармошкой в руке. Ну, Фабиан-тэй! Стелил-то он мягко, но охрану приставить не погнушался.
Решив не будить целительницу, чтобы не вдарила по мне колыбельной, я прокралась обратно. Если ректор думал, что слабость не даст мне вылезти в окно, то ему стоило подумать еще немножко.
Я распахнула створки, и с улицы повеяло приятной вечерней прохладой. Над радужным островом зажигались звезды, в буйно цветущих кронах деревьев кружили светлячки. Вот бы попробовать парочку танцевальных движений… Вдруг у меня получится что-то хорошее?
Нет. С этим все-таки надо подождать: терпение ректора не безгранично. Еще устрою очередной переполох!
Перемахнув через подоконник, я выпорхнула в сад и сразу спикировала на извилистую дорожку, чтобы не привлекать внимания. После бала обо мне наверняка судачила вся академия, и если кто увидит, то либо пристанет с расспросами, либо доложит Фабиану. А мне хотелось поговорить с кем-то своим. С кем-то белым, ушастым, но очень родным.
Вот только где сейчас Понс? До сих пор прячется от дракона и залег в какую-нибудь канаву? Голодает, поди, бедолага…
Пегаса я обнаружила, дважды обойдя территорию академии. Уже начала нервничать, как вдруг услышала из-за ажурной беседки хруст веток и какие-то таинственные звуки, — то ли попискивание, то ли тихие короткие стоны.
Свернула с тропинки, заглянула за пышный куст голубых гортензий… И мне стало дурно. Белый лежал на газоне, тяжело дышал и вздрагивал. Я никогда его таким не видела! Он даже спал всегда стоя. Лишь однажды катался по земле, когда был уверен, что на него напали травяные блохи.
— Понс! — Я кинулась к пегасу, присела на корточки и коснулась ладонью шелковистой гривы. — Что с тобой?
Белый прикрыл глаза и прохрипел страдальчески:
— Я умираю, Тами… Это конец… Предки зовут меня…
Вообще-то на моей памяти Понс собирался к предкам раз десять, если не больше, но вот сейчас что-то в его голосе испугало не на шутку.
— Почему? — выдохнула в ужасе.
— Меня отравили. Я чувствую, как яд уничтожает меня… Уходи, Тамиэль. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Ты была хорошим другом, но уже слишком поздно. — Понс взглянул на меня из-под ресниц. — Найди себе нового пегаса… Только не отдавай ему мою лиловую попону. Ее похороните вместе со мной.
От подступающих слез защипало в носу, сердце сжалось. Я хотела спросить, кто мог сотворить такое, но ответ был очевиден: Лейгард Гульдброк. Проклятый дракон-таки добрался до моего пегаса! Отомстил, гад! Ко мне его не пустили, так он отыгрался на невинном Понсе. Ведь я просила, я умоляла не убивать его! Еще и яд… Это так подло, низко…
— Держись, милый! — Обняла белого за шею. — Мы что-нибудь придумаем… Ректор Фабиан тебя спасет! Найдет эликсир… Не умирай, Понс…
— Что-то случилось? — раздалось за спиной.
Мне, наверное, померещилось. Не могло же у Лея хватить совести заявиться к своей жертве, так еще с таким феноменальным цинизмом интересоваться, что происходит! Или все-таки могло?
Нет, я предполагала, что чешуйчатые безжалостны, но не до такой степени! Король смотрел на меня, как ни в чем не бывало. Ни тени стыда!
Все вокруг заволокло кровавой пеленой. Я оторвалась от пегаса, встала и шагнула к дракону. Теперь-то я его не боялась! Магия дала мне главное: уверенность в себе.
— Как ты посмел? — процедила сквозь зубы.
И снова никакого раскаяния, только удивленно изогнутая бровь.
— Тебе нехорошо? Пойдем в лечебницу. Ректор сказал, тебе нужен покой… — Золотой подался ко мне, словно опять собрался взять меня на руки.
Терпение натянулось тонкой пленкой, как мыльный пузырь, и лопнуло.
— Ты! — рявкнула я. — Ты его отравил! Не прощу. Никогда не прощу!
Фея танца, значит? Что ж, надеюсь, танцы могут убивать. Дракон — это, конечно, не растение, но если я научила пегаса говорить, то и ящера заставлю замолчать. В идеале, навеки.
Отскочив от Лейгарда, я напела про себя вальс, который частенько играл папа. Почему-то на ум пришел именно он, — прилипчивая простенькая мелодия на три четверти. Подняла руки, обнимая несуществующего партнера. Большой шаг — два маленьких. Шаг — два маленьких. Там-парарам! И поворот…
— Огненный владыка, как же красиво! — последовал комплимент.
Эй! Почему он все еще жив? Я тут, между прочим, магией атакую! Почему его до сих пор не задушила лиана, не пронзили гигантские шипы? Стоит тут, любуется, здоровый и невредимый… А эта беспардонная улыбка?
Проследив за взглядом Лея, я подняла голову, и ноги будто онемели. Вера в себя испарилась, как роса в жаркий полдень; танцевать расхотелось. В воздухе около беседки парило большое мерцающее сердечко. Светлячки, не меньше трех десятков, выстроились в легкомысленную фигуру, словно глумясь надо мной. И это тот самый редкий дар? Ради этого муза выбрала меня?
— Молодец, Тами, — просипел с земли Понс. — Не страдай обо мне, устраивай личную жизнь…
Лейгард отвернулся от светлячков и уставился на пегаса. Хоть что-то выбило его из колеи!
— Он… говорит?!
— Говорил! Пока ты не решил его убить! — Я наклонилась к Понсу: — Потерпи. Я приведу ректора…
— Подожди-подожди! — Лейгард тряхнул головой. — Никого я не убивал! Хочешь — спроси у Найлы, я был с ней! — Тут золотой подошел к пегасу и придирчиво его оглядел: — Он даже не ранен!
— Не верь! — Понс надсадно кашлянул. — Этот коварный тип подослал ко мне мальчишку. Те сладости были пропитаны ядом. И торт, и пирожки… Но больше всего — конфеты. Шоколад или засахаренные орешки… Или сливочные тянучки… Может, конечно, халва, но шоколад сразу показался мне подозрительным…
В мозгу заворочалась нехорошая догадка, однако первым озвучил ее король:
— Я не специалист по пегасам, но, по-моему, твой питомец просто объелся.
И действительно: бока Понса были непомерно раздуты. Не знай я, что он — жеребец, приняла бы за беременную кобылу. И как не обратила внимания? Немудрено, что бедолага едва дышал. Не лопнул — и то чудо!
— И сколько ты всего сожрал? — мрачно осведомилась у «умирающего».
— Достаточно, чтобы яд впитался. — Белый тяжело вздохнул и предпринял безуспешную попытку оторваться от земли. — Помоги, Тами! Я должен сказать ему все в лицо перед смертью.
— Понс, прекрати! Я в жизни тебя не подниму,
