стойкое чувство, что я и правда вернулась домой. Кто бы мог предположить, что мне достанется муж, понимающий, как это для меня звучит.
Хотелось плакать. Но всё, что я себе позволила, это сказать:
— Если мои покои займёт она…
Но я даже договорить не успела. Рэйнер посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и заметил:
— Это всё равно что во всеуслышание заявить, будто я состою с нею во внебрачной связи. Даже если бы я не уважал тебя и был готов так оскорбить — существуют менее извращенные способы расстаться с жизнью. А моя мне пока ещё нравится, да и пытки не вдохновляют почему-то.
Он вроде бы язвил, и был немного раздражён, но я рассмеялась. Как-то у Рэя это получалось необидно. Или, быть может, это просто я была влюблённой в него юной дурочкой, которой он меня и считал. Не знаю. А мой супруг просто улыбнулся в ответ. Тепло и совсем не ехидно, как ни странно. И тихо сказал:
— Хорошо, когда ты смеешься. Ты оживаешь. Но пока стоит вернуться в скорлупу.
На моей памяти, когда я смеялась нравилось только отцу. Даже братья обидно шутили и говорили, что у меня получается совсем не так, как должна смеяться благородная даэ. Некрасиво, неизящно. Смеяться правильно я так и не научилась. Предпочла просто перестать это делать. А Рэй вот радовался. Пусть и мимолётно.
Но кроме этого он тонул в бесконечных делах, периодически сокрушался, что моё обучение магии придётся отложить, и постоянно ругал сам себя. И за то, что отказал Анне, и за то, что не предусмотрел, что она вывернет всё по-своему. И даже за то, что мне приходится так или иначе это выслушивать.
С его точки зрения во всём на свете был виноват он сам, даже в том, что вынужден слушаться Его Величества, хотя это-то никак не зависело ни от кого из нас. Особы королевской крови священны, а их воля — закон, и это также незыблемо, как то, что с рассветом наступает новый день. По крайней мере, так меня учили, и, вероятно, также учили и его. Так что он мог сделать? Угомонить эту женщину не сумел даже сам король, ясное дело, не получилось это и у Рэя. Хотя может быть, его грызла совесть за то затаённое восхищение, с которым он говорил о неприятностях, что эта женщина приносила? Придыхание, мечтательные взгляды… я всё это видела.
Но мы же не выбираем, кем нам восхищаться. Ему нравились сильные женщины, способные гнуть мир в ту сторону, куда им хочется. А я сама по себе не могла ничего, так что ничего удивительного нет, что не нравилась. Да и Рэйнер, кажется, как и многие, глубоко увязшие в чуждых нам культурах, предпочитал не только вступивших в брачную пору девиц, а зрелых женщин. По крайней мере, так говорил матушке отец. Я не знала, насколько это правда. И я по сей день очень мало что знала о внешнем мире, о том, каким он был здесь и сейчас.
Матушка хотела утвердить свою власть и показать мне своё место, а Рэй, очевидно, полагал меня слишком хрупкой и слабой, чтобы позволять столкнуться с миром. Намерения были разные, а итог один. Клетка. И книги. Единственные мои друзья, даром, что здесь книг было больше, и никто не говорил, что я не могу к каким-то прикасаться. Впрочем, супруг легко мог просто не открывать мне доступ в те секции библиотеки, где стояли запретные или опасные. И, вероятно, так и делал.
Глава 8.2
Как будто всего этого было мало, Йонна ещё и начала учить меня, как правильно вести себя с Рэйнером прилюдно. Мол, если я буду постоянно мимолётно его касаться, это будет совершенно приличным способом дать понять, что у нас всё хорошо. Я и наедине не могла себе такого разрешить, куда там прилюдно! Хотя хотелось. Очень. И после тех книг стали сниться сны…
Наверное, даже ничего крамольного. Просто луг, где я сижу, а его голова лежит на моих коленях, и я перебираю пряди. Или бал — только глаза Рэя горят восторгом не из-за этой женщины, а когда он смотрит на меня. Такая малость, и такая глупость. Но снилось обрывками эти два дня, и спала я беспокойно.
Смутилась бы тому, что нужно ложиться в одну кровать с мужем, но он приходил так поздно, что я уже спала, а уходил раньше, чем я просыпалась. Может, и вовсе не приходил, кто знает? Дрёма была одновременно и тяжёлой, и я не помнила, что происходило в реальной жизни, пока я спала, и в то же время я не могла упасть в настоящий сон. В такой, который дарует отдых и успокоение.
Всего два дня, а показались вечностью. Ждать — это пытка. Особенно когда нет возможности толком готовиться к беде. Что я могла? Вот разве только привыкать, что отдельная спальня мне больше не светит. Жаль, на самом деле. Мне понравилось иметь свой собственный будуар.
Но для новобрачной иметь свою комнату, наверное, странно. Или не знаю. Можно было бы оставить не спальню, а просто свой уголок, что-то вроде кабинета. Я бы туда попросила поставить мольберт. И книги бы носила. И учиться так тоже приятнее. Но я, конечно, ничего не сказала. Нужно изображать семейное счастье, чтобы эта женщина не забрала у меня и тот призрачный шанс на него, что был, значит буду. Я всё время что-то изображала, не впервой.
Зато на исходе отмеренного до приезда даэ де ла Лайона срока поместье стало совсем иным. Как будто человека нарядили в парадные одежды, и нацепили побольше золота и камней. Если Рэй хотел впечатлить свою возлюбленную, и поэтому заставил меня жмурить глаза от блеска бесконечного золота, то один недостаток у блистательной Анны всё же был. Полное отсутствие какого бы то ни было вкуса.
Хотелось попросить немедленного освобождения бедного дома от украшений, которые его уродуют. Но я была хозяйкой этих владений лишь формально, и получала только обязанности, без прав. В частности, я обязана была встретить высоких гостей, и может даже лично проводить в отданные им покои.
Мы вышли к ним вдвоем. Я и Рэйнер. Причём, он сам заказал мне наряд для этой встречи, и на удивление даже не спросил никаких мерок ни у меня, ни у Летти. Очень нежное платье приятного синего цвета, удобное и с широкой юбкой. В нём глаза сами собой стали
