чем те, где прославляют чужого бога. Да и богам это тоже приятнее.
Я не стал спорить, хотя был не согласен. Лично я мечтал о гобелене со сценой охоты. Да и реалистичность рисунка в работе Харальдовых ткачих была — не очень. Лошади, к примеру, больше походили на шахматные фигурки. Нет, что хорошо для камня, на ткани смотрится куда хуже. Но сама идея мне понравилась. Производство ковров — вещь доходная. И я, как человек из техногенной эпохи, был больше склонен к промышленности, чем к сельскому хозяйству. Правда, для гобеленов нужна цветная шерсть, а здешние красильни — дело весьма вонючее, ну да разберемся. Вон, кузница тоже по ушам будет ездить, а меня это ничуть не смущает.
— У меня есть дело, друг мой, — сказал я. — Нужен человек, который знает земли англов.
— Так бери шурина моего! — немедленно отреагировал Щит.
— Возьму. Но не кормчим. Кормчий у меня уже есть. Ове Толстый. И он хорош для меня.
— Это да, — согласился Щит. — Ове хорош. Но ты ведь удачлив, Ульф. Не удивлюсь, если у тебя вскоре появится еще один корабль.
— Если появится, твой Фирст Рыба окажется кстати, — согласился я. — А пока пусть поучится у Толстого. У него есть чему поучиться.
— Ага, — ухмыльнулся Харальд. — Как корабли топить!
Это была шутка.
— Так что, поможешь мне найти человека, который знает английские земли?
— Я знаю одного такого, — после некоторого размышления ответил Харальд. — Его зовут Осхиль Пузо. Не раз на ту сторону моря ходил. Однако сейчас он служит Хальфдану Черному. — И, посмотрев на мою огорченную физиономию, рассмеялся: — С Хальфданом можно договориться. С Осхилем — тоже. И я забыл тебе сказать: Хальфдан-конунг зовет тебя в гости. И лучше бы тебе быть послушным.
Естественно. Когда конунг зовет, пренебречь зовом может только тот, кто от этого конунга далеко.
Да, для конунга небогато. Я бы даже сказал: скромно. Я уже привык к огромным хоромам Рагнара и Ивара. Хотя дело даже не в квадратных метрах. Там все стены были увешаны коврами, элитным оружием и всяческим добром. Здесь же превалировали не боевые, а охотничьи достижения. И это притом, что Хальфдан Черный непрерывно воевал, и небезуспешно. Земли свои, насколько мне говорили, прирастил втрое.
Но Хальфдан-конунг воевал со своими соседями-норегами, у которых всё имущество: меч, щит да десяток серебряных браслетов, а Рагнар… Ну сами знаете.
На встречу отправились мы со Свартхёвди. Мало ли как оно обернется? А Медвежонок — побратим, так что судьба у нас — общая.
Никто из наших и не рвался. Нас же позвали не на пир, а познакомиться.
Медвежонок разоделся по-попугайски. То есть согласно писку здешней моды. И драгоценностей нацепил, сколько было. Я и не знал, что он взял с собой золотые браслеты.
Я прикинулся скромно: разве что вместо шелков надел арабскую кольчужку. Она легкая, жить и работать не мешает, но и по жизни может пригодиться, и всякому понимающему человеку говорит: не в золоте счастье. Хотя золото на ней тоже имелось. И серебро. А что? Неплохо защищает от ржавчины.
Тем не менее приспешники Хальфдана Черного решили, что лидер — Медвежонок. Тоже понятно. Он большой и громогласный, еще и с браслетами, какие не всякий ярл себе может позволить, а я — маленький и тихий.
Свартхёвди не спорил, но, когда мы вошли в «королевский дворец», представлявший собой плохо освещенную залу метров тридцать — сорок длиной, Медвежонок скромно потупился и остановился, пропуская меня вперед.
— Ульф Черноголовый, — представился я. — Хёвдинг… Ивара Рагнарсона.
Как-то мне подумалось, что Хрёрека в этой глуши могут и не знать, а вот о Бескостном слыхали точно. А еще я не хотел, чтобы мое имя без нужды связывали с Хрёреком. Во-первых, мы когда-то, в порядке самообороны убили ярла по имени Эвар Козлиная Борода, который был родом из Гокстада, а до Гокстада отсюда — рукой подать. Во-вторых, Торсон-ярл, которого убил я лично, хотя в качестве бойца Хрёрека, тоже мог иметь здесь родственников. Нарваться на кровную месть не очень-то хотелось. Тем более что и племянника Торсонова я тоже зарезал.
И уже не в качестве ипостаси Хрёрека, а по собственной инициативе. А репутация Ивара Рагнарсона такова, что связываться с его человеком никто не захочет.
Представившись, я вручил конунгу скромный подарок: кинжал местного изготовления, но хорошей ковки и в недешевых ножнах, обошедшийся мне в «плавленый» эйрир.
Потом мы начали общаться. Конунг, красивый мужик, кстати, если не привередничать по поводу темной шевелюры, взялся расспрашивать о Большом Походе, но минут через десять не удержался, перебил и начал хвастаться собственными достижениями. Как он побил того, как он убил сего. В результате чего присоединил себе соседнее «конунгство» Раумарики. Но это был еще не конец, потому что в отсутствие Хальфдана Раумарики захватил другой конунг, и Черный опять вступил в драку. Победил, естественно. И гонял нехорошего конунга по всей Норвегии, как поганую шавку, убив попутно кучу народа. А тем временем другой нехороший конунг коварно… И так далее. Причем — все славные деяния хозяин излагал с разными неаппетитными подробностями, вроде «стрела попала ему в левую подмышку, и он закричал, обделался и умер».
В целом же складывалось ощущение, что все конунги Норвегии объединились в желании завладеть этой самой Раумарики, которая, я уверен, слова доброго не стоила с точки зрения экономической.
Однако мы с Медвежонком покорно слушали, точнее, это я — покорно, а Свартхёвди — с большим интересом, задавая вопросы и искренне восхищаясь победами конунга. Наверное, это была правильная политика, потому что к исходу разговора Хальфдан к нам настолько расположился, что пригласил вечером на пирушку. Нас двоих и наших лучших людей. Я поинтересовался у соседа-хускарла, будет ли на пирушке Осхиль Пузо, получил позитивный ответ и посчитал, что время потрачено не напрасно.
Пир конунга. Звучит неплохо, выглядит хуже. Не люблю. То есть, когда вокруг все свои: друзья, родные, сопалубники, — это другое дело. Но сидеть в окружении грубых и вонючих незнакомых мужиков, жрущих, орущих, рыгающих и соревнующихся в том, кто громче «пустит ветры», да еще орать, состязаясь в подобострастных здравицах конунгу, — лично для меня удовольствия никакого.
А вот для моей «свиты» — в самый раз. Я взял с собой шестерых. Медвежонка, само собой, Стюрмира, Ове Толстого, Грунира, одного Иварова хускарла, выбранного исключительно за могучие габариты, и Скиди, коего представил своим воспитанником. Народ мой был рад. Стол Черный накрыл отменный. Не поскупился. Не зря о нем шла слава человека, который одним своим присутствием обеспечивает
