— Правда… — процедила сквозь зубы она, содрогаясь от гнева.
— Только мы очень-очень опаздываем. Караван уже уходит. Так что пора бежать. Скажи маме пока.
— Пока, мам! — радостно помахала рукой Ниля. — Пока-пока!
Ар, взяв Любу под локоть, вел ее к повозкам. Нельзя было поворачиваться к шуррам спиной, только не сейчас. Они должны видеть нож, и Люба должна видеть их. Только бы успеть, только бы уехать отсюда, как можно дальше…
— Быстрей, быстрей! — поторапливал их Цуйгот, подавая руку сперва Любе, а затем, бросив вопросительный взгляд, и Ниле. — Я свое слово держу! Цуйгот из торговой гильдии Гульпахов свое слово всегда-а-а держит! Ох и наворотили ж вы делов…
Хлестко свистнули поводья, заржали уставшие от долгой стоянки лошади, заскрипели плохо смазанные деревянные колеса. Прочь уходил караван, и позади оставался безымянный юрт, затерянный среди высоких полей окали, хлеба бедняков. Оставался позади страх, волнение. Там же, в зарослях, затерялся навсегда и грех, который взяла на себя Люба.
— Ар… Ар значит десять, — негромко, будто бы виновато произнес кардиец. — Десятый в выводке. Самый младший.
— Люба, — устало улыбнулась в ответ девушка, едва в силах заставить дрожащие губы сложиться в улыбку. — Люба значит… “Любовь”.
— А Ниля значит Ниля. Нилин! — звонко воскликнула незапланированная обуза.
Караван, петляя, быстро скрылся за холмами.
Глава 6: Спираль дождя
Над морским горизонтом медленно поднимался шпиль вытянутого ввысь поселения. Дома так плотно и тесно прижимались друг к другу, что с моря почти не было видно улиц. Там, меж нагромождений причудливых зданий, лишь иногда сверкали тусклые проблески фонарей, когда случайные прохожие проходили по утопленным глубоко внутри города-муравейника спертым улицам. А ниже, у самого основания, где россыпью разноцветных флагов и хибар громоздились, прижимаясь к каменным зданиям, бедняцкие трущобы, у самого края гиганта расползались, утопая в холодных волнах, несчетные пристани, гавани, порты — ругань, скрип примитивных кранов и шум идущего вверх дождя доносились до изможденного юноши даже с такого большого расстояния.
Он ничего не приказывал зверю — тот и сам знал куда и как нужно плыть, как вернуться домой, поэтому Жене оставалось лишь наблюдать, как за перепончатыми парусами кораблей-джонок вырастает мерцающая тысячами огней живая гора. Змей медленно, размеренно плыл, лавируя между сотнями и сотнями кораблей, лодок плавучих домов и целых дворцов, приближаясь к причалу. Наконец, когда деревянный помост глухо ударился о прикованный к зверю паланкин, Женя, обессиленный, осторожно соскользнул с него, облизывая пересохшие губы.
— Воды… — тихо прошептал он, протянув руку к рыбаку, на вид вполне обычному человеку.
Мужчина нагло усмехнулся, не поворачивая головы.
— А тебе мало что-ли? — он обвел взглядом усеянную суднами водную гладь. — Пьяный? Пойди вон… в… э…
Наконец, он взглянул на того, с кем говорил. Увидел огромное, бледное тело, едва прикрытое стянутыми с трупа брюками — жабий жилет был покрыт кровью, да и пах слишком странно. С каждой секундой все больше казалось, что рыбака не иначе как хватил удар, он вытаращил глаза, не зная что делать и куда податься. Наконец, он, выронив удочку, что до этого крепко стискивал в руках, быстро поднялся и выкрикнул, убегая:
— П-простите..!
И снова Женя остался один. Безумно хотелось есть, еще больше хотелось пить. Он стал ловить ртом капли влаги, собравшейся на причале, чтобы хоть как-то смочить горло. Дождь, несмотря на то, что капли срывались в поверхности моря, почему-то был пресный, обыкновенный.