К тому времени носороги почти все разбежались, только на площади, возле машин, перед рынком пятерых или шестерых наши пацаны месили. Хачи на тачках хотели свалить, но не успели. Друганы Фельдфебеля как набросились с трубами, мигом все окна в тачках расфигачили. Хачи внутри сидят, зажимаются, глаза от стекол укрывают, млин. Короче, вытащили их на асфальт, а тачки Фельдфебель сказал поджигать. Но чтобы людей внутри не было.
В общем, хачи на Фила кинулись, а мы с Фрицем на них, сзади. Лось тоже увидел, что своих бьют, к нам побежал. А до того он на крыше хачевской тачки прыгал, окна выбивал. Короче, млин, Фил упал, за ногу держится, зверь ему ногу ножом проткнул. фигли мне делать оставалось, я сзади прутом зверю по башке захреначил! Если бы не врезал – абзац бы Филу пришел.
Тут пацаны налетели, второго носорога ботинками запинали, а этот, мой который, опять встает, и опять нож в руке. Фриц его ногами, руками месит, а тот словно не чувствует. Кровища с башки течет, а он орет и снова на лежащего Фила кидается…
Ну, тут я опять прутом его стал фигачить, и чувствую – ни хрена остановиться не могу. Зверь уже упал, а он здоровый был, сука, почти на голову выше меня, с усами. Короче, он упал, а я все ору и по башке его… И Фриц тоже орет, ботинками лупит, как придурочный…
Потом Лось сказал, что чуть не пересрал, когда мою рожу увидел. Вся рожа, млин, в крови была, и непонятно, чья кровь.
А потом мы свалили, мылись и хохотали, как психанутые, а у Фрица, удода, икота началась. Он потом еще целый вечер икал. Фила перевязали и отвезли потом в районную травму, сказали, что наркоман на него напал. Все было зашибись, и совсем не так, как раньше. Потому что впервые о нас сказали по ящику и в газете.
Клево, офигительно клево. Прямо петь хотелось, гордость такая взяла, что ли, когда по ящику передали. Мы сидим, такие, с пацанами, у Фельдфебеля в кафе и смотрим, как менты и побитые носороги в ящике ругаются. А потом сказали, что хач один умер от нанесенных ранений, а там на площади, когда мы сваливали, оставался лежать только один хач.
Мне маленько херово стало, млин, но тут прикатил Оберст. Он каждому пожал руку, благодарил, как настоящий вождь. Сказал, что Движение крепнет, мы четко заявили о своей позиции и будем до конца бороться за жизненное пространство русского народа. Сказал, что это только начало, что борьба нарастает. Короче, млин, я Оберста послушал, и на душе отлегло. Мы же не собирались никого мочить, мы боролись со злом, вот и все.
Оберст отвел меня в сторонку, как будто случайно, и сказал, что я и еще один парень из группы Рябова будем вызваны для важной беседы. Короче, вроде как за нами наблюдали серьезные челы из самой верхушки Движения, а там все засекречено, чтобы не проникли провокаторы. Если я не забздю, то мне предложат офигительно крутую работу. Точнее, не работу, а обучение в элитной военной школе, только не у нас, а за рубежом. Таких школ, сказал Оберст, всего две в мире, и знают о них лишь руководители специальных служб по борьбе с террором. Есть, короче, такие особые отряды, там все, кто поддерживает белое Движение. Не все ведь вопросы можно решить трепом, сказал Оберст. Иногда белому человеку приходится, млин, показать кулак и напомнить, кто на планете хозяин. Чтобы звери знали свое место.
Там не надо быть шкафом с пудовыми кулаками. Там всему научат и платить будут офигенно, и с родаками все вопросы уладят. А где эти школы, как туда добраться, Оберст и сам не знал. Я спросил Серегу, разве он сам там не учился.
– Меня бы не взяли, – Оберст будто даже расстроился. – Берут только тех, у кого есть способности.
– Да какие у меня способности? – я малость офигел.
– Этого я не знаю, но тебя заметили, – Оберст поглядел на меня так, будто хотел спросить, какие же, вправду, у меня способности. Но сдержался, прикусил язык. Это я уже гораздо позже просек, что ему было приказано молчать.
– Не дрейфь, – Серега сунул мне в рот сигарету. – Кури, пока можно. Говорят, там нельзя. Никаких посторонних запахов.
Меня, короче, всего затрясло. Как ни старался сдержаться, зубы застучали. Только я должен взять себя в руки.
Потому что мы – русский кулак.
Мы – надежда нации.
Оберст очень быстро свалил и велел его не искать, а нам пообещал небольшой отпуск. На две недельки в поход, покупаться и позагорать, пока еще тепло. Денег не надо, жратва и палатки за его счет. Еще нам пришлют инструктора по рукопашному бою, бывшего омоновца и тренера по настоящему боевому карате. А кому Фельдфебель не вынесет замечаний, тех примут в боевой отряд…
В городе лучше какое-то время не отсвечивать. Потому что дельце вышло шумное, ментов зацепило не по-детски, они теперь будут землю жрать, чтобы докопаться. Оберст не стал сильно пугать, но я видел, что пацаны слегка пересрали.
Меня тогда тоже кольнуло. Вроде предчувствия, млин.
– Зашибись, карате! – толкнул меня Лось.
– Слышь, Колян! – зашептал Фриц. – Я с чуваками базарил, в прошлом году и летом, и зимой ездили. Ножи метать научат…
– Завтра в шесть утра, всех шестерых, с вещами, жду на перроне, – объявил Фельдфебель. – Через две недели все уляжется и вернетесь к своим мамочкам!
Но к мамочкам мы не вернулись. Через неделю я остался один.
ЗАПАХ КРОВИ
…За очередным поворотом мы выскочили на более-менее ровную, почти круглую площадь и впервые наткнулись на живых аборигенов. И встреча эта никому из нас не принесла радости. Потому что фиолетовые подонки раздевали двух убитых ими тесейских женщин. Женщины, судя по форменной одежде, работали в одной из лабораторий Бюро развития. Я сразу подумал – им сломали позвоночники, поскольку человеческое тело не в состоянии согнуться назад под таким углом. Мерзавцев было шестеро, под струями дождя их противные тощие тела блестели, как болотные пиявки. Они уже наполовину вытащили трупы из комбинезонов, вывернули им карманы и как раз пытались уволочь в одну из узких улочек-труб, примыкавших к площади.
– Хобот, Бауэр, Мокрик – слева. Деревянный, Карман, Мамонт – справа! – отдал приказ декурион, и мы тут же взяли ублюдков в клещи.
Мокрик что-то пытался потом бормотать, якобы совсем не факт, что сотрудниц Бюро развития убили именно эти горожане, но для меня-то сомнений не существовало.
Кто еще мог пойти на такое жуткое преступление? Глюки умеют убивать, в этом мы уже убедились. Но глюкам не нужны комбинезоны и обувь. А может быть, над трупами сотрудниц собирались еще и надругаться! Скорее всего, так и было! Когда я увидел волочащиеся по грязи белокурые волосы совсем молодой еще девушки и обступивших ее чернозадых мокрых подонков, я чуть не дал по ним залп из огнемета.
Вот она, благодарность. За все, что мы для них делали.
Я подозреваю, мы продвигались к цели с порядочным грохотом, но дикари нас почему-то не услышали. Наверное, были слишком заняты… Они вскочили и заметались, когда мы вырвались из-за угла, двое из них пытались улизнуть в какую-то щель между бородавчатыми башнями, окружавшими полянку, но Карман врезал по той щели разрывным, и вместо тропинки образовалась гора дымящегося шлака. Заодно завалились еще две косые башни помельче. Фиолетовые заметались по площадке, но от шагателей не убежишь. Декурион дал команду, мы выпустили манипуляторы и живо переловили этих тварей. Не скрою, мне хотелось их сразу раздавить в железных лапах, как противных слизняков. Двоим я сломал ребра, это точно. Было чертовски приятно слышать их визги. И ребята после признались, что желание раздавить мерзких убийц было необыкновенно сильное. Если бы командира не сковывал устав, если бы не обязательная запись каждого нашего шага, которую вел бортовой процессор, мы бы с наслаждением превратили их в кашу.
