жарила яичницу, а он все сидел в дверях, голова постепенно опускалась, глаза закрывались. Женя сняла с плиты сковородку, думая о том, что ею можно воспользоваться как оружием. Не на обеденный стол ее поставить, а опустить бандиту на голову. Но Толик вдруг открыл глаза и грозно глянул на нее.
— Даже не думай сбежать!.. — сказал он. — Я ведь поймаю. И накажу!.. Сказать как?
— Не надо!
— Тогда не буду говорить. Но накажу!
Женя все понимала. Толик мог банально изнасиловать ее и убить. Вынести тело на балкон, а самому жить в квартире, никому не открывая. У Виталика ключа нет, а отца Толик мог так же банально застрелить. Нет, не надо будить лиха…
— И наказывать не надо.
— Ты хорошая? — спросил он, глядя, как она ставит сковороду на стол.
— Если честно, не очень.
— Где твой парень? Ты с ним не живешь?
— Нет.
— Если придет, дверь ему не открывать.
— А отцу?
— Он у тебя прокурор?
— Да.
— Это плохо. Для него.
— Ты его не тронешь!
— О себе думай… — скривился бандит.
Он съел яичницу, выпил чаю, выкурил сигарету и повел Женю в спальню.
— Ты хоть понимаешь, что я могу делать с тобой все, что угодно?
Он полез в шкаф, взял чистую простыню, развернул ее, разорвал вдоль на две части, скрутив каждую в жгут.
— Начнем? — спросил он, гнусно глядя на Женю.
Она и опомниться не успела, как оказалась под ним на кровати. Она открыла рот, чтобы закричать, но Толик заткнул его носками, возможно чистыми. А кляп этот Женя вытащить не могла, потому что бандит, уложив ее на живот, заставил вытянуть руки вдоль туловища. И связал ее веревкой из простыни.
— Ну что, готова? — спросил он, шлепнув ее по попке.
Она замычала, он засмеялся. И лег рядом. Но руками ее больше не трогал.
— Будешь шевелиться, трахну! — засыпая, пробормотал он.
И Женя лежала, боясь от страха пошевелиться. Она ведь совершенно беззащитна перед ним. Никто не в состоянии помочь ей, даже отец.
* * *
Бронежилет выдержал пулю, но сила удара вызвала болевой шок. А на груди образовался огромный синяк.
— Больно мне, начальник! — закатывая глаза, проговорил Полухин.
— Больно тебе будет на параше!
Полухина доставили в больницу, а Степан так и остался на ногах. А на животе у него синяк не меньший, чем у Полухина. И боль держит внутренности в постоянном напряжении.
— Не надо меня пугать!
Степан ударил Полухина кулаком в грудь, не сильно, но по больному месту. К счастью, врача в палате не было, а то нетрудно представить его реакцию.
— Ты чего? — взвыл от боли бандит.
— Это тебе за Горбуна.
— За кого?
Степан ударил снова.
— А это за Хоровода… Еще двадцать осталось.
— Я никого не убивал!
— Двадцать два трупа, Полуха! Двадцать два! А вам все мало!
— Да не собирались мы никого мочить!
— Логачева зачем вызвали?
— Так поговорить…
Степан замахнулся, Полухин закрыл глаза и заранее скривился от боли.
— В Сафрона хотели немного пострелять!
— Немного?
— Не убивать! Чисто шугануть!.. Турмана подставить… Турман мир с Сафроном заключил, мы должны были немного пострелять, чтобы Сафрон этот договор о мире отменил…
— Чем вам Турман не угодил?
— Так убить он нас хотел. И бабки отобрать.
— Бабки за что?
— Так по пять тысяч… — Полухин спохватился, осекся.
— По пять тысяч за мертвую голову?
У бандита при обыске изъяли крупную сумму денег, шестьдесят тысяч долларов. Похоже, Турман расплатился со своими киллерами. Но зачистить их не смог.
— Ну да.
— Где Урываев?
— Так убили его. И Журбана убили. Только мы с Коконом остались.
— Деньги на двоих поделили?
— Ну-у…
— Между живыми деньги, между мертвыми смерть, — усмехнулся Степан.
— О чем это ты, начальник?
— Кто битовских бандитов убил? На Сафрона наехали, на Хоровода, на Горбуна.
— Ну было… Рвач стрелял и Журбан!
— Кокон это подтвердит? — ничуть в том не сомневаясь, спросил Степан.
Действительно, зачем брать на себя убийства, если их можно списать на покойников? А ведь на Рвача и на какого-то Журбана действительно можно все свалить, если петь хором и в унисон. А Кокон и Полухин могли договориться заранее.
— Как было, так и скажет.
— А если мы ему не поверим? Если тебе не поверим?
— Но так было!
— Но можем и поверить… Где сейчас может быть Кокон?
— Я откуда знаю, где он может быть? Вы за ним гнались.
— Куда он мог уйти?
— Куда!.. Шестьдесят штук у него, с такими деньгами хоть куда можно! — завистливо сказал Полухин.
— Куда он собирался уходить?
— Да куда-нибудь в глушь, участкового купить, дом поставить…
— Здесь, в Битове, где он может быть?
Кокона искали усердно, всех, кого можно. бросили на патрулирование, пути-выезды перекрыты. Собака искала, резво начала, пошла по следам крови, но потом Кокон сыпнул под себя «кайенской смеси», это отбило у собаки нюх. В общем, потерялся Кокон. И Степан потеряет уважение к себе, если не найдет эту сволочь. Он уже и Логачева допрашивал, вдруг что-то знает, теперь вот за Полухина взялся.
— Да не знаю я!
— Где у вас тут лежка?
— Какая лежка? Не было у нас тут никакой лежки. На машине все время!
— Разбита машина, и Кокон ранен. Не справился с управлением.
— Значит, без машины.
— А без машины где он может быть?
— Да я почем знаю?
— А ты подумай хорошенько!
— Не могу думать, болит у меня… Все болит!
— Обезболивающий укол можно… Или лучше обезболивающий удар? — Степан замахнулся, и Полухин сжался в ожидании страшного удара.
— Ну хорошо, я подумаю.
— Думай!..
— Думаю!
— Где вы здесь были? Кого здесь знаете?
— Логача знаем.
— Еще кого?
— Верзилу, — ухмыльнулся Полуха.
— Кокон может быть у Верзилы?
— А он знает, где Верзила? Знал бы, сразу бы замочил!
Степан кивнул. И Верзила где-то прячется, и его дружки. Ими тоже, конечно, нужно заняться, но сначала Коконом.
— Может, Кокон и пошел его мочить?
— Да нет, я бы знал про Верзилу.
— Не знал?
— Нет.
— А про кого знал?
— Про девчонку, — пожал плечами Полуха.
— Про какую девчонку?
— Так это, прокурорская дочь… Квартира у нее на Ворошилова, мы там от ментов прятались, когда Горбуна… Когда Рвач с Журбаном Горбуна мочили в «Огоньке». Гайцы нам на хвост сели, мы затерялись, на Ворошилова встали, смотрим, девчонка эта идет, которую Верзила хапнул. Кокон еще сказал узнать, в какой она квартире живет.
— Узнали?
— Третий этаж, дверь прямо.
— А номер дома?
— Третий этаж, третий подъезд, тридцать второй дом.
Степан решительно поднялся. Улица Ворошилова находилась неподалеку от того места, где подстрелили Кокона. Где ж ему еще
