росли. Одна бумажка осталась — за судом. А нам жалко, живут тут в казённом доме. Лечение уже не получают, заведующая обсказала. Им бы сейчас баньку, молочка свежего, — поднажал Василий. — Весу-то у обоих, как у котят. Вы ж знаете меня. Двадцать лет у вас на глазах — не летун. Медики заключение написали — хворей у нас никаких нет, — испытующе поглядел на главврача. — Разрешите пораньше взять, до решения? Пусть пока детишки привыкают? Да и полезнее будет на деревенских харчах, не на больничной синей каше? А? Сергей Гаврилыч?
Главврач покрутил ручку в руках, выстукивая ею какой-то ритм по столешнице, потом сказал:
— Иди пока в гараж, я тут переговорю кой с кем. Минут через сорок зайдешь.
Василий подался в гараж. Но стоять без дела не было никакой силы. Завёл машину, поехал в магазин. В отделе детской одежды на глазок повыбирал футболок, штанишек, два нарядных платьица. В продуктовом отделе попросил коробку и набил её соками, конфетами, яблоками. Довольный, поехал к больнице. Уже знакомым путём прошагал в кабинет главного врача.
Тот разулыбался:
— Ну, я тут всех достал. И опеку, и прокурора. С областной больницей порешал. Там вообще не против. Дети-то уже здоровые, только дефицит веса, а мы их держим, место занимаем, кормим. Пиши в отделе опеки расписку, что несёшь за них ответственность до решения суда, а мы тебе уже документы на выписку подготовили. Давай-ка поедем в опеку вместе.
— Не помешает, — согласился Василий.
Спустя час все формальности были улажены. Ребятишек вывели из детского отделения. На двоих у них был жёлтый рваный полиэтиленовый пакет вещей. Медсёстры расцеловали Стёпку и Наташу, усадили в салон машины. Взглянул Василий на растоптанные детские войлочные сапожонки, которые были уже не по сезону. Вдобавок девчонкины сапоги были густо покрыты плесенью: сунули их мокрыми в пакет, когда дети поступили. Снова, уже с детьми, поехал в магазин и докупил обуви, пока летней. Хорошо, продавщица толковая попалась: выбрала и покрепче, и покачественней, и впору. А весь пакет старых вещей и заплесневелые сапоги, уходя, выбросил в урну.
— Ну вот, на первое время пока это сгодится, а там с мамкой поедем и прикупим остальное, — отрапортовал он ребятишкам. Те прижались друг к другу на заднем сиденье и посиживали, сверкая глазёнками. Стёпка начал крутить ручку стеклоподъёмника.
— Э, не пойдёт! Доча, — вырвалось неожиданно у Василия, — ты сядь с краешку, а его в серёдку посади. Как бы он не выпрыгнул дорогой, парашютист.
Наташа, вскинувшая глаза на это «доча», улыбнулась робко и поменялась со Стёпкой местами. Василий проверил, заперты ли дверные замки, и поехал домой. На районной заправке, заливая бензин, попросил оператора сделать звонок Галине. Дал номер телефона и попросил сообщить жене, что едет с детьми. Пока ехал, всё ловил глазами парочку своих маленьких пассажиров, и веря, и не веря в то, что позади сидят те, ради кого они с Галей сон потеряли, двигали мебель, устанавливали кроватку. Ради кого по-новому завертелась их прежде спокойная жизнь.
Жена встретила в воротах. Немножко растерянная, но радостная. Переняла из рук в руки Стёпку, второй рукой обняла Наташу.
— Но пойдёмте в избу, мои бравенькие. Я уж заждалась. Батька, поди, тихо ехал?
— Не-е, торопился, — смущённо сообщила Наташа, всё ещё робея перед этими людьми.
В кухне был накрыт стол: каждому тарелка пельменей, блины, сладкий пирог, чай.
— Будут гости? — встрепенулась Наташа. Больше всего испугалась графина с красным вином. Не похожи были дядя Вася и тётя Галя на пьяниц, а графин стоит.
— Нет, это я вас ждала. Моем руки — и за стол, — повела хозяйка ребятишек в закуток за печью, где был умывальник. Стёпку Галина придержала на весу, намыла ему ручки и личико, с каким-то особым трепетом ощущая радость каждого своего движения, связанного с этим новым для неё событием. Хоть и выполняла она порой эти обыденные дела с детьми в библиотеке, но никогда не ощущала того, что испытала сейчас. Села за стол, скрывая накатившую на неё волну этого нового чувства за старательным угощением всех, кто сел рядом:
— Давайте не манежьтесь. Стёпу сегодня с рук покормим, а завтра батька стульчик принесёт специальный, к столу, сам будешь кушать, — пододвинула стаканчик Наташе и налила из графина жидкости: — Пей. Это компот с ревеня. Сплошные витамины.
— А сегодня мама Стёпку покормит? — переспросил Василий, не столько для того, чтобы дети привыкали к этим словам, сколько самому это слово доставляло теплоту и покой.
Ребятня с дороги промялись и с удовольствием уплетали за обе щёки, а Василий любовался на них да на свою мамку. Та раскраснелась, платок сбился с головы, всё внимание уделяла Стёпке, а сама ни одного пельмешка и не проглотила.
Всё спорилось сегодня у «молодых» родителей: и банька быстро вытопилась, и коровы вовремя пришли. И Наташа, стоя сбоку, смотрела, как мама Галя доит Ночку. Потом Галина даже разрешила девчонке попробовать это сделать. Вдвоём тягали соски, умудрились забрызгать молоком Стёпку и папу Васю. И от гуся Стёпку спасали, и руль в «жигулях» уже учился крутить мальчонка. Потом все вместе загоняли телят в пригон, Стёпка сидел на руках Василия, но хворостину держал, как полагается.
— Это чьи такие галчаты? — из-за забора потянулась к ним сморщенным, как прошлогодняя картошка, лицом бабка Филимониха. — Вроде и не племяши ваши, но вот этот-то — вылитая Галька. Ой, бывало, залезет на крышу да дражнит меня. Ох, и отбойная росла! — Филимониха приходилась крёстной Галине и по сей день роднилась, на именины несла подарочек.
— Наши, чьи же ишо, — радостно доложил Василий. И тайком махнул рукой бабке, мол, потом обскажу. Та смекнула, разулыбалась и чуть позже вошла в ворота, неся в руках поллитровочку прошлогоднего земляничного варенья.
— Берегла-берегла ланишное[5], да видал чо — сгодилось! Угошшайтесь, батька-то не натаскал ягод, — подала баночку Наташе, вглядываясь в её лицо.
А потом, когда вечер развесил сиренево-дымчатые шторки над сопками, а солнце улеглось там спать, мама Галя понесла уже полусонного Стёпку в баню.
— Батька, ты полотенце возьми да минут через пять за ним придёте с дочей. Его заберёшь, а мы с Наташей помоемся, мы же с ней девчонки.
Окончательно сомлевшего мальчишку отправила в дом, а сама стала наливать в тазик воды для Наташи.
— Вот тут, доча, у нас баня. Давай, головушку помоем шампунькой да больничную ржавчину отмоем. Потом и заснёшь бравенько. Давно уже в больнице, а там бани нету, — ворковала она, намывая девочку. Та хоть и дичилась, но с удовольствием подставляла худенькую спинку с
