темная пелена. Она покачала головой, схватившись руками за кресло, и закрыла глаза. Джеб знал о ее существовании, но не искал ее. Мать не сказала ни слова о том, от кого ее родила.
Эмоции были такими сильными, а сердцебиение таким быстрым, что голова Пейсли пошла кругом. Неужели все в ее жизни только и будут делать, что лгать ей? И тут до нее дошло, что у нее нет никаких родственников. Она по‑настоящему одинока.
Лукас потянулся к ней, но Пейсли отстранилась и резко взглянула на него.
— Не прикасайся ко мне, — сказала она.
Меньше всего ей нужна его жалость. Она одинока, верно? Незачем полагаться на того, кто просто использовал ее в своих интересах. Однажды она переживет эту боль и станет сильнее.
Но сначала ей надо пойти домой, побыть одной и поплакать.
— Ты выглядела так, словно вот‑вот упадешь в обморок.
Она потерла виски и убрала волосы от лица.
— Мне больше не нужны твоя помощь и твоя забота. — Она быстро сняла с пальца обручальное и помолвочное кольца и протянула их Лукасу.
Он взглянул на них, потом посмотрел на нее:
— Они твои.
Пейсли рассмеялась:
— Я не хочу их. Оставь их для своей следующей женщины, которую будешь использовать. Или верни их в магазин. Мне они не нужны.
Лукас покачал головой:
— Ты не уйдешь.
Шагнув назад, Пейсли усмехнулась:
— Еще как уйду. Если этот Джеб Смит мой отец, тогда между нами все кончено. Я говорила тебе с самого начала, что это не навсегда.
Да, она говорила об этом, но сама проигнорировала собственные слова и влюбилась. Она не воспользовалась своим советом и не обратила внимания на предупреждения о том, почему эмоциональная привязанность — плохая идея.
И вот чем все закончилось. С разбитым сердцем, с трудом держа себя в руках, Пейсли оказалась дочерью человека, о котором никогда не слышала. И который явно не хотел иметь с ней ничего общего, потому что знал о ее существовании.
Пейсли прикусила дрожащую губу и отвернулась. Не надо раскисать на глазах у Лукаса.
— Пейсли, не отгораживайся от меня, — умолял Лукас. — Я хотел получить все доказательства, прежде чем рассказать тебе. Я пытался сделать этот процесс максимально безболезненным для тебя.
Она обернулась, смахивая слезу:
— Какой процесс? Поиск моего отца или твоя наглая ложь ночь за ночью, пока мы занимались любовью? Ты хотя бы чувствовал себя виноватым в том, что использовал меня? Где твоя совесть после того, что было между нами раньше, и после того, что было между нами совсем недавно? Я бы никогда не использовала в своих интересах того, кого люблю.
Он поднял брови и промолчал, глядя на нее.
— Да‑да, я люблю тебя. — По ее щеке покатилась слеза. Ей вдруг захотелось, чтобы Лукас увидел, как ее обидел. — Хотя я разбила твое сердце много лет назад, я сделала это, чтобы у тебя была лучшая жизнь. Я поступила так потому, что сильно тебя любила. Я никогда не лгала тебе, ни разу.
Лукас поджал губы и кивнул. Он отвел взгляд, но Пейсли заметила блеск в его глазах.
Неужели и он умеет чувствовать?
— Я не останусь здесь, — сказала она ему. — Я вернусь и заберу свои вещи и мамины коробки, пока ты на работе. Мой адвокат свяжется с тобой по поводу развода.
Он посмотрел ей в глаза:
— Не принимай поспешных решений, пока злишься. Нам надо все обговорить.
— Мы уже поговорили, — напомнила она ему. — Ничего не изменится. Ты врал мне и использовал меня. А я думала, мы сможем снова быть вместе. Я сглупила, потому что хотела дать тебе ту семью, о которой ты мечтал. Я надеялась, ты снова полюбишь меня, и, возможно, у нас все получится. Но это было слишком наивное предположение. И теперь я понимаю, что у нас нет будущего.
Она начала поворачиваться, но Лукас потянулся к ней.
— Хотя бы разреши рассказать тебе о твоем настоящем отце, — произнес он. — У тебя его форма лица, такие же губы и ямочка на правой щеке.
Пейсли уставилась на свои золотистые туфли на шпильках на блестящем паркете. Она не хотела смотреть на Лукаса. Он не должен видеть, как на нее влияют его слова.
— Он не хотел детей, — продолжал Лукас. — Сначала он платил твоей матери алименты, но потом его уволили с работы на стройке. Он продолжал говорить ей, чтобы она жила дальше и оставила его в покое. Он думал, тебе будет лучше без такого отца, как он. Надеюсь, ты его понимаешь.
Пейсли поняла его намек: он говорил о сходстве между этим мужчиной, считавшим, что ей лучше без него, и ей самой, когда она оставила Лукаса много лет назад.
Но эти ситуации нельзя сравнивать. Речь не о юношеской любви и мечтах о будущем. Это была ее жизнь, ее прошлое — та часть, которая сформировала ее и сделала такой, какой она стала.
— Пришли мне его адрес эсэмэской, — сказала она ему, направляясь к лифту. Взяв сумочку, она нажала на кнопку. — Мой адвокат свяжется с тобой на этой неделе.
Пейсли не обернулась. Она не желала снова смотреть ему в глаза и испытывать боль. Она даже не могла до конца понять, что чувствует к нему. Да, она стремилась к тому, чтобы он знал, что обидел ее, но теперь к этой обиде примешивалась душераздирающая боль, и Пейсли не хотела выглядеть слабой.
Двери лифта открылись. Она ждала, что Лукас позовет ее, пойдет за ней следом и попытается уговорить ее остаться. Но двери открылись, и она вошла в кабину.
Повернувшись, она посмотрела на Лукаса, и их взгляды встретились. Черт побери, она не хотела, чтобы он был последним, кого она увидит, уходя из его дома.
Но, возможно, ей это необходимо, чтобы завершить эту главу своей жизни. Печаль на его лице почти заставила ее остановиться, но Пейсли устояла. Лукас умеет манипулировать людьми и ею тоже. Если ему больно или обидно, то он это заслужил.
Она должна думать о том, как ей жить дальше. Как бы она ни любила Лукаса, у нее просто нет сил играть в эту игру под названием «брак».
Глава 16
Тишина была оглушающей.
Лукас слышал это выражение раньше, но не понимал его, пока Пейсли не ушла из его пентхауса.
Это произошло пять часов назад.
Лукас смотрел в окно на ночной город из своей гостиной. Он держал в руке бокал бурбона, который налил час назад. Он понятия не имел, что ему
