Наверное, лучше вернуться к работе. Приезд градоначальника ничего не меняет, во всяком случае, на сегодняшний день.
У новой верфи – раньше тут были общественные бани, но геродиане решили, что они оскорбляют нравственность, и разрушили их, – с бел-Силеком поравнялся какой-то человек.
– Биллн-козел. Тысячу лет не виделись. Как дела? Чем теперь занимаешься?
– Работаю на верфи. А вы будто не знаете.
Бел-Сидек знал. Он не выпускал из виду никого из своих солдат, вернувшихся из Дак-эс-Суэтты. Тем более что вернулось совсем немного.
– Так в чем же дело?
– Да вот один юноша поделился со мной своими проблемами. Но мне крупно везет нынче. Вы единственный, с кем мне хотелось посоветоваться насчет этой задачки. И тут – словно дар Арама – вы идете на встречу. Как увидал вас – точно божественное знамение получил.
– Не понимаю.
– Обождите, расскажу. Не знаю, какие у вас связи, но из моих знакомых только у вас могут быть друзья, участвующие в сопротивлении.
Бел-Сидек промолчал.
– Один паренек – он-то с Живыми никак не связан – убедил себя, что знает некоего кушмарраханина, чье предательство имело не менее роковое значение, чем предательство Фа'тада. Вбил себе это в голову, а теперь, по его данным, выходит, что тот изменник занимает важное место в Союзе, а ведь кто раз продался Героду, того всегда можно купить снова.
Бел-Сидек торопливо прокручивал услышанное в голове и слабо надеялся, что не вспотел и не побледнел, вообще никак не выдал себя.
– Поточнее, чего вы хотите, сержант?
– Ну, главным образом я хочу понять, выдумывает паренек или нет. Он-то в свои фантазии верит, но люди сплошь и рядом верят в несусветные веши. Лично я никогда не слыхал о другом предателе, кроме ал-Аклы, тем более о таком важном.
– Я тоже ничего такого не знаю. Но мало ли чего мы не знаем, а оно все равно существует. Пойдем я угощу тебя обедом и во всем разберемся.
Бел-Сидек подумал, что выдает себя, но дело того стоило.
– Но имен я не назову, полковник.
“Еще как назовешь, дружок. Если мы захотим, назовешь как миленький”. Бел-Сидек покосился на Билли. А может, и не назовет, он всегда был упрям как черт.
– Ладно, не будем забегать вперед.
Они зашли в заведение, где подавали вкусное бхегхэйс – жирную рыбу со специями и овощной суп, в котором она варилась несколько минут до подачи на стол. Такие излишества бел-Сидек позволял себе лишь изредка.
Некоторое время они молча смаковали изысканное блюдо.
– Хорошо, без имен. Но я должен иметь какую-то зацепку. Твой приятель ветеран?
– Как и все.
– Точно. Почти все. Дак-эс-Суэтта?
– Нет.
– Ага, кое-что проясняется. Ветеран, но не из Дак-эс-Суэтты. Работает на верфи. Наверное, мастеровой. Многие из них были в инженерных войсках, осажденных в Семи Башнях. Полагаю, он сам видел то, о чем говорит. Если это и в самом деле имело место. – Бел-Сидек взглянул на Козла.
– Вы добиваетесь моего мнения?
– Да.
– Как я уже сказал, парень убежден, что не ошибается. Я б не стал в это ввязываться, но он говорил как человек, взваливший себе на плечи непосильный груз.
– Семь Башен, значит. Я разузнаю. Когда это случилось, я сидел в геродианской темнице.
– Я представляю себе, что имеется в виду.
– Да?
– Предполагалось, что Семь Башен продержатся до сбора союзников, резервных войск и спасшихся из Дак-эс-Суэтты в долине Чордан. Но они не продержались.
– И ты полагаешь, причина этому – измена? Билли-козел пожал плечами.
– Я сидел через пять камер от вас.
– Я выясню. Я порасспрошу тех, кто был там. Спасибо, сержант.
Бел-Сидек торопливо заковылял прочь. Он направился прямиком к судну купца из Пеллы: двое из его грузчиков были среди защитников Семи Башен. Один – офицером, второй – военным инженером.
Бел-Сидек быстро нашел обоих и прижал к стене.
– Нам еще нужно развести огонь, – сопротивлялся первый, бел-Педра: его существование целиком зависело от денег, которые он получал за работу грузчика, и он не мог позволить себе жертвовать слишком многим.
– Я беру это на себя.
– Да что такое случилось, сэр?
– Я только что обнаружил, что в истории осады Семи Башен есть белые пятна, что мои сведения об этом далеко не исчерпывающие. Не знаю я и того, что именно сейчас приобретает для нас большое значение. Ты что скажешь, Малахи?
Малахи звали второго ветерана осады, он до сих пор не проронил ни слова. Сейчас он поднялся с мешков, на которых сидел, и привалился к сложенным на пирсе бревнам.
– Вы бывали на перевале, сэр?
– Никогда: мы прошли по прибрежному шоссе.
– Вот именно. Причем разрушая за собой мосты, чтобы врагам в случае победы пришлось добираться до Кушмарраха по горам.
– Почудилось мне, или ты действительно критикуешь действия нашего командования?
– Я не критикую, но я действительно немного раздражен, сэр. Пять поколений считали эту стратегию непогрешимой. Но на деле она не сработала.
– Должна была сработать.
– Теоретически должна. – Малахи ткнул пальцем в воображаемую карту. – Дорога через перевал идет точно на восток, но у вершины поворачивает к югу под углом шестьдесят градусов. Вне этой дуги находится четыре башни, по две с каждой стороны вершины. И три башни внутри дуги. Они не имеют названий, только номера, вне дуги – нечетные, внутри – четные. Самая главная башня – Четвертая, она в три раза больше других и гораздо лучше укреплена. Теперь о соотношении башен…
– Должно быть, весьма любопытно с профессиональной точки зрения, – перебил бел-Сидек. – В чем же заключалась ошибка?
– Не знаю. Мы предусмотрели все, кроме нападения на Семь Башен одновременно.
– Это, наверное, непросто.
– Непросто, но для геродиан это оказалось легчайшим путем. А также самым медленным, потому-то он нас и устраивал. Несмотря на отличных инженеров и саперов, геродианам пришлось дорогой ценой заплатить за Первую, Вторую и Третью. В Третьей-то я и находился, поэтому не знаю, что было дальше.
– Бел-Педра?
– Я был в Пятой, поэтому вряд ли смогу вам помочь. Они, точно кровожадные львы, три дня бросались на наши стены – и только носы себе разбивали. На четвертое утро с восходом солнца к нам явились их посланцы и сулили озолотить нас, если откроем ворота. Ну, мы вылили на них ведра с нечистотами, и они ретировались восвояси. А через пять минут начался артиллерийский обстрел – стреляли из тяжелых орудий на крыше Четвертой. Не знаю, что там стряслось, но защитники ее не успели уничтожить пушки.
