Какую воду там можно убирать в течение часа? Да и сантехник с домкомом прибежали сорок минут назад. Я даже слышала шаги мужчин в подъезде, которых Артём вызвал для «разгребания».
Если готовящаяся ко сну дочь, то я бы стояла там с радионяней в кармане и в артемовских тапочках на ногах — на пять размеров больше и с оторванным помпоном на правой ноге. Их дарила ещё я, а он сохранил и берёг. В этом был весь Тёма.
— Может нам тоже стоит пойти спать, пока мужчины разбираются? — мягко спросила женщина, введя меня в некоторый ступор, — Артём так и сказал, отправляя меня сюда, что жена уложит, — она улыбнулась, — и волноваться не стоит.
Я дёрнула головой от одного только слова. Жена?!
— Эм… простите, но я живу на этаж ниже, и вряд ли бы мой муж сказал вам так, — поджатые губы, — я даже не знаю, где вам можно лечь, — я задумалась, — может гостиная? Думаю, смогу принести вам плед.
Я поднялась, но встала у стола, слыша, как открывается дверь.
— Ох, как же это я! — встрепенулась соседка, — перепутала, наверное. Может, тогда не стоит… мне показалось, что… он видимо вас спас от тока тогда…
Артёмова улыбка показалась в дверном проёме.
— Соня спит? — прошептал он, оглядев сперва меня, а после покачивающуюся дочь, — нет? А где у Софьи совесть? — он приблизился к ребенку и немного наклонился, чтобы убрать с её лица уголок пелёнки, который она успела на себя смахнуть, — там же, где и её мамы?
Я поджала губы, смотря на то, как малышка тянет к нему свои ладошки.
— Скорее, как у её отца, — попыталась спокойно спросить я, — кстати, где он?
Тёма повернул голову ко мне, затем выпрямился и указал на себя растопыренными пальцами обеих рук, мол «Вот он».
Я шумно выдохнула. Соседка перевела взгляд с него на меня и обратно.
— А Вы чего не спите, Любовь Валентиновна? Или вас эта нехорошая не укладывает? Так пойдёмте, я вас провожу! — продолжил иронично мужчина, — да, Софья Артёмовна?
Он поднял на руки мою дочь, названную его отчеством и кивнул женщине на коридор, укачивая ребенка и проходя мимо меня. Я закатила глаза и допила чай. После чего рванула за ними.
— Что с Никитой? — решила не отставать от него я, — и с ущербом? Сколько мы должны?
Тёма добрел до двери напротив гостиной и отворил её.
— Гостевая спальня, — он сощурил глаза, — никто ни разу не пользовался. Всё нужное в шкафу.
Женщина удивлённо вошла в комнату и подошла к большой двуспальной кровати, пытаясь, кажется, привыкнуть к обстановке.
— А насчёт вопроса, — он повернулся ко мне, — то с Никиткой всё плохо — его ждет развод и статья, — он блеснул глазами, — по твоему желанию, если честно. Что до ущерба, то его нанесла ты одна, Вась. Мне, когда ушла в тот раз. Но я добрый и всепрощающий, — он стал серьезнеё, — в этот раз.
Я зло на него взглянула.
— Я про квартиру, — пояснила ему.
Он прикрыл дверь спальни и пошагал дальше по коридору до детской.
— Только моральный ущерб, Вась, — стоял на своем он, — квартиры то наши, ну.
— Ты сдавал их, — догадалась я.
Он кивнул и вошёл в детскую, включив свет.
— Их всё равно придётся ремонтировать, — он положил Соню в кроватку, — не хочешь пожить у моих родителей на время? Слышимость в этом доме адская.
Я сквасилась, покачала головой и села на большую кровать, свесив ноги.
— Снова спим здесь? — плюхнулся рядом он, — может всё же спальня? Там хотя бы кровать больше, и не надо будет скрючиваться, м?
Мой тяжёлый выдох.
— Ты прав, Артём, — неожиданно для него сказала я, но продолжила так, как ему точно не понравилось, — я ушла от Никиты. Твоё заявление о разводе было кстати. Спасибо тебе за это, — я поймала его радостную улыбку, — вот только к тебе я тоже не вернусь — я приняла свою глупость. У меня появился опыт и какая-никакая уверенность в своих силах.
Он поднял бровь, изучая моё выражение лица.
— С тобой мне тоже будет тяжело. Как и с ним, — продолжила я, пусть и не решаясь больше смотреть на него, — ты не даёшь мне выбора, а он мне нужен. Сперва поживу с мамой, потом выйду на работу и накоплю денег, чтобы переехать в другой город и забыть всё, как страшный сон.
Я вздохнула, но улыбнулась, чувствуя себя легче. Хотя бы от того, что у меня есть план.
— Как ты собралась работать с Соней на руках? — откинулся он на кровать, — твоя мать дольше пяти минут не продержит её на руках. И не вынесет её плач в течении полугода.
— Найму няню, — погрустнела я от того, что он нашел дыру в моем «совершенно идеальном» плане.
Он хмыкнул.
— На какие деньги, Вась? — тяжёлый вопрос.
Я сложила лицо в ладони.
— Что-нибудь придумаю, — резко ответила ему, — на детские деньги.
— Какая умница, — иронично заметил он, — превосходное решение. А кушать вы что будете?
Я прикусила язык. Всю мою радость как рукой сняло.
— Алименты, — буркнула ему назло.
Он рассмеялся.
— Давай я буду давать их тебе напрямую, Вась? — его смех продлился, — подарю тебе свою зарплатную карточку, хочешь?
Я развернулась к нему и легла рядом, пытаясь всмотреться в его глаза в свете от фонарей с улицы.
— Причём здесь ты? — вырвалось у меня хмурое.
— Ну, не знаю… — деланно непонимающе протянул он, — может притом, что я отец?
Он завёл меня в тупик своими словами.
— Ты когда-нибудь успокоишься? — спросила у него.
Очередной смешок в пустоту.
— Не планирую, — неожиданно серьёзное, — вот не дать тебе уйти в этот раз планирую, да.
Я прикрыла тяжёлые веки. Даже не спала сегодня. В прошлые дни тоже — снились кошмары. В эту ночь вот слёзы накатили. Видимо, не зря.
— Работаешь завтра? — поинтересовалась у него.
Он замер.
— Плохой вопрос, Вася, — прошипел он, — так стремишься к маме? Твой отец тебя наизнанку вывернет упрёками про развод.
Я распахнула глаза и привстала, слыша шаги в коридоре. В дверь постучали.
— Артём, там телефон звонит в какой-то комнате, — сказала соседка, не открывая двери, — уже в который раз.
Мужчина поднялся, вышёл в коридор, пройдя мимо растрепанной и видимо успевшей заснуть женщины, после чего исчез за стеной. Я же прошерстила свои карманы, жаждая найти сой мобильник. Однако, я его даже из квартиры не забрала, когда меня уносили из неё на руках.
Значит, придётся идти забирать вещи завтра — сегодня я не смогла бы себя заставить. А это было в некотором смысле проблемой. Взглянуть в глаза практически бывшему мужу будет непросто. Я казалась себе предательницей того, кто стал на путь исправления. Это давило на меня.