друг… Спас… — И снова закрыл глаза.
Хорошо, что из леса вскоре подъехал грузовик с несколькими солдатами в кузове. Иначе Петр и не знал бы, что же делать с офицером. Его и портфель он «сдал» молоденькому лейтенанту, сопровождавшему машину.
Когда Петр Васильевич возвращался к своей команде, толпившейся у поврежденного грузовика, его встретили насмешками:
— Гляди, трубочистом стал наш Петро!
— Нет, в аду побывал!
— В кочегарке!
— В печку лазил к тетке за блинцами!..
Правда, ребята утихли, когда вблизи рассмотрели ожоги на руках, лице Петра Васильевича. Но он уже обиделся и не рассказал им о спасенном офицере и его портфеле.
С прежней командой пришлось расстаться — ожоги требовали лечения…
Вспомнив этот случай, Петр Васильевич вздохнул, уложил голову поудобнее на руки. Да, эта история с офицером окончилась для него более или менее удачно — быстренько подлечился и снова подался на запад. А тут вскоре с ним произошло кое-что похуже.
Только прибыл с группой таких же «старичков» — каждому было за сорок — в назначенную часть, штаб которой расположился в небольшом польском хуторе, как хутор обстреляли. Кто стрелял, чем закончился внезапно возникший бой, Петр Васильевич так и не узнал. Солдаты начали было разворачиваться в цепь, как словно тупым горячим пальцем ткнуло в бедро, он упал. Очнулся уже в госпитале. А потом далекий тыл, длительное лечение — кости плохо срастались. Стыдно было: люди воевали, а он так и не выстрелил по врагу, не успел. Соседи по палате в разговорах часто вспоминали фронт, хвалились своими боевыми подвигами. Петр Васильевич помалкивал.
А потом новая часть. Да не на передовой — во фронтовом тылу.
Потянулись дни и ночи, очень похожие друг на друга. Грузы и грузы, работа подчас без сна и еды, настоящего отдыха. Никто не роптал — надо. Фронту много чего было надо — фронт наступал. Но тяжело было на душе от сознания, что он, Петр Васильевич, обыкновенный грузчик, иногда охранник — вот и все.
А как-то нестроевую команду перебрасывали на запад, вслед за наступающими войсками. Ночью эшелон остановился на небольшой станции. Только было он хотел выйти из вагона, как услышал громкие крики:
— Воздух!.. Воздух!..
И тут же полыхнуло пламенем прямо перед глазами, ослепило, густая воздушная волна отбросила солдата в вагон, грохот оглушил.
И началось. Взрывы следовали один за другим. От «светляков» — светящихся авиабомб — стало светло, как днем.
Петр Васильевич соскочил на пути. Он видел, как из санитарного эшелона поспешно вылезали раненые, ковыляли кто куда, падали между рельсами. Солдаты из его команды ныряли под вагоны, бежали и бежали мимо, что-то крича, широко раскрывая рты. В голове эшелона загорелись вагоны.
Почему-то Петр Васильевич не побежал. Он озирался по сторонам, видел мечущихся между вагонами людей, вспышки новых взрывов, какие-то взметавшиеся вверх и в стороны обломки, все увеличивавшееся зарево пожара.
Мимо проскочил человек в железнодорожной форме. Он орал одно и то же:
— Снаряды в эшелоне!.. Взрывчатка!.. Снаряды в эшелоне!..
Тут-то Петр Васильевич опомнился и побежал за железнодорожником. Тот вдруг исчез под вагоном. Петро полез за ним. «Ага, этот эшелон и есть со снарядами! — подумал он. — Человек к паровозу бежит!..»
Бежавший впереди упал. Петр Васильевич не остановился, перескочил через тело упавшего. Вот уже и паровоз. Он под парами. «Но почему же эшелон стоит?!»
Петр быстро влез в будку машиниста. Здесь никого не было. Паровозная команда или спасалась где-то от бомбежки или, скорее всего, погибла.
До войны он работал смазчиком вагонов на железной дороге. Представлял, конечно, как заставить паровоз двигаться. Взялся за реверс. Получилось! Эшелон стронулся с места, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее потянулся за станцию.
Километрах в двух от поселка эшелон остановился. Петр Васильевич потоптался у паровоза, потом решил пешком возвратиться на станцию. Больше ему ничего и не оставалось делать.
Воздушный налет окончился. Горели пакгаузы, дома в поселке. Несколько вагонов были разбиты прямыми попаданиями бомб. Видно, в них было обмундирование. Тюки гимнастерок, брюк, одеял, связки сапог разбросало по полотну.
Петр Васильевич заметил обгоревший тюк портянок. Вспомнил, что его совсем пришли в негодность, вытащил из тюка одну пару, переобулся.
На станционном перроне было много возбужденных солдат. Слышались отрывистые команды. «Порядок, — отметил про себя Петр, — станция цела и «мой» эшелон тоже. А то быть бы большой беде!»
Навстречу шел через толпу какой-то капитан. Он громко повторял:
— Кто вывел эшелон со снарядами? Кто вывел со станции?..
Петр Васильевич вздрогнул, остановился. «А может, я сделал что-то не так? Нет, все правильно!» Хотел было подойти к капитану, но тут вспомнил: «А портянки?! Казенные, да взял их без спросу!..»
Стало стыдно, а ногам горячо. Он скрылся в толпе…
При этом воспоминании Петр Васильевич закрыл глаза плотнее, снова уложил голову на руки поудобнее.
И такое было. И потруднее даже. Да все же, что он? Вот кум, так тот действительно многое повидал, в атаку не раз ходил, пороху, как говорится, понюхал вдосталь. А ему не довелось.
Петр Васильевич услышал легкие шаги по комнате, какое-то позвякивание. А поднять голову, отрываться от дум не хотелось. Вдруг почувствовал, как чья-то рука мягко опустилась на его плечо.
В комнате горел свет. Рядом стояла жена, улыбалась. В ее поднятой руке рюмка. А на столе вторая, тарелки с едой.
«И когда она успела?» — удивился Петр Васильевич.
— За Победу, Петя!
Петр Васильевич медленно поднялся. Он не отрываясь смотрел на улыбавшуюся жену, и его лицо постепенно светлело. «А в войну и ей ведь как досталось! За мужика работала, а то и за двоих! И… совсем неплохая она, наоборот! Чего там!..»
К горлу подкатил твердый комок. Петр Васильевич с трудом проглотил его. Дрогнувшим голосом еле выговорил:
— За нашу Победу, Аннушка!..
СОЛНЦЕ НА КАСКАХ
Рассказ
— Вот еще Александр Македонский выискался! — сердито посмотрел Виктор Бережной на Королева. — Болтать ты мастак, а когда до дела… — Он безнадежно махнул рукой и направился к другой группе солдат.
Сашка Королев покраснел, но ничего не ответил. Еще больше потемнело загорелое лицо. Его обрамляли светлые, ставшие на солнце совсем белыми волосы. К лицу они совсем не шли. Фигура стройная, рост — выше среднего. Как говорят, все при парне. А вот со службой не ладилось. Он и сам это понимал.
Не ладилось по мелочам. То старшине выскажет лишнее слово, то в строй опоздает, то постель плохо заправит. Вроде бы и не такие уж страшные нарушения, но взводный посматривал на него косо, одергивал чаще других. На солдатском, а особенно Сашкином, языке
