И костер над рекою зажег.
Мимо девушка шла и к нему подошла:
"Что случилось с тобою, дружок?"
Мимо девушка шла и к нему подошла:
"Что случилось с тобою, дружок?"
Отвечал ей казак молодой:
"Я осетра ловил под водой.
Буйна речка, быстра, не поймал осетра,
Зачерпнул я воды сапогом".
Буйна речка, быстра, не поймал осетра,
Зачерпнул я воды сапогом".
Говорила дивчина ему:
"Не коптись ты, казак, на дыму.
Уходить не спеши, сапоги просуши,
Разведем мы костер на дому".
Уходить не спеши, сапоги просуши,
Разведем мы костер на дому".
Был казак тот еще молодой,
Да, к тому же, совсем холостой.
Ой, дощечка, доска подвела казака,
Не дошел он до дому весной.
Ой, дощечка, доска подвела казака,
Не дошел он до дому весной.
Ой, дощечка, доска подвела казака,
Не дошел он до дому весной.
На этом, я решил притормозить, оставив свой номер с Лизой и ножами, на вечер, для самой сладкой публики.
Отдохнув несколько часов, в закреплённом за нами номере, на втором этаже гостиницы, мы с новыми силами начали заключительную часть нашего концерта.
Всё прошло по накатанной, разве, что восторгов от публики было ещё больше, чему немало поспособствовал более высокий градус, потребляемых зрителями напитков.
Наконец, состоялся и второй дебют в нашей «группе». Я наконец-то выпустил на сцену и представил Лизу.
- Джоанна Грей! Проездом из Америки! Не удержался я от ёрничанья, однако его никто не заметил. Дикий ещё народ, неизбалованный.
- Прошу любить и жаловать! Когда, одетая в клетчатую рубашку, широкополую шляпу и кожаные чёрные обтягивающие штаны, Елизавета вышла на сцену, зал замер. На пару секунд, установилась оглушительная тишина. Штаны… обтягивающие… такую красивую аппетитную попу….для этого времени было что-то запредельное… Мужская часть зала взревела так, что слышно было даже на улице! Женщины и девушки, внешне пытаясь сделать вид, что возмущены подобным неприличием до глубины души, исподтишка просто пожирали глазами наряд Лизы.
Решив прервать эту вакханалию я, кивком отправив Елизавету к щиту, кинул свой первый нож. Зал недоумённо сбавил обороты. Картинно принимая героические позы, я не торопясь метал один нож за другим. В который раз, в зале установилась оглушительная тишина. Только, раздававшиеся при каждом броске испуганные ахи и вздохи женской части аудитории, прерывали этот оазис тотального молчания. Метнув последний нож, и не дождавшись какой-то зримой реакции от замершего зала, я негромко, но постепенно повышая голос, запел «Барина».
Жизнь ни на грош,
Как кувшин расколотый.
Барин, не трожь -
Что мое, то золото.
С петлей тугой
Давно повенчан я.
Ласковый мой,
Мне терять нечего.
Вспыхнет костер,
Пламя лижет сумерки.
Нож мой остер,
Да пока не умер я.
В небе горит
Месяц подковою.
На, ночь, подари
Коня солового.
Барин, рано празднуешь ты,
Ночь мне - день, и длинна она от бесконечности,
Я в твоей усадьбе цветы
Украду для наряда ее подвенечного.
Не холоп я, помни о том,
До тебя мне и дела нет.
Нас рассудят, барин, потом
Тропка узкая, птица белая, птица белая.
В свет не трезвонь -
Хлопоты напрасные.
Конь мой - огонь,
Обожжешься, ласковый.
Кол не точи - сабля затупится,
Кровь застучит, люди заступятся.
По следу мчат
Слуги твои верные.
Псами рычат -
Нелюди, наверное.
Песня моя в горло, как кость, летит,
На, подавись! Жалко, не до смерти!
Сколько я дров
Наломал по младости,
Браги ведро выпивал на радостях.
Да и теперь сил не
