храмовой посадочной платформе. Толпа репортеров, ожидавшая в отгороженном пространстве в двадцати метрах от корабля, засыпала его градом вопросов:
– Расскажите, какова цель вашей поездки? Чем так важен Итор?
– Когда вы вернетесь, мастер?
– Вас не беспокоит перспектива лишиться связи с кабинетом канцлера из-за внезапной перемены обстановки на фронте?
Паллиус махнул в их сторону посохом и пошевелил ушами. Уши были очень хорошие, суперсовременные, и он мастерски умел с ними обращаться. «Улыбаемся и машем, Чафф, – сказал он сам себе. – Не думай об ответственности, просто смотри им в глаза и продавай свое шоу». Паллиус выучил все стандартные улыбки Йоды: Довольное Хихиканье; Сонную Ухмылку; Медленную, Почти Угрожающую Усмешку; Тихую Радостную Улыбку, которая особенно часто появлялась на лице мастера в присутствии детей. Но отвечать вслух он не рисковал, боясь ошибиться; если он не попадет в тон, кто-нибудь может взять и сделать сонограмму его речи и растрезвонить вокруг, что Йода, севший сегодня на курьер типа «Селтая», – это не настоящий Йода.
Он доковылял до транспортника и залез внутрь. Начиналась та часть игры, которая страшила его больше всего. Он никогда не любил замкнутое пространство. Равно как и космические полеты. И мгновенное ускорение. Паллиусу пообещали, что на самом деле все сделает бортовой R2. У них также был аварийный код, позволявший управлять кораблем с диспетчерской вышки. Что ж, может, и так. Но что, если Торговая Федерация уже добралась до маленького R2, а? В конце концов, почему бы одному дроиду не перейти на сторону других дроидов? Возможно, он был участником какой-то механической пятой колонны. Дроид-предатель не задумываясь пожертвует собой, чтобы покончить со старейшим членом Совета джедаев.
Фонарь кабины опустился с громким щелчком, отрезав шум толпы и оставив Паллиуса Чаффа наедине с собой. Актеру вдруг стало очень одиноко.
По идее в кабине должна была работать система климат-контроля, но Паллиусу стало жарко. Жарко и душно. Взревели двигатели, и он вдруг подумал о том, что этот корабль был собран по графику военного времени; что каждая его деталь, от ремней безопасности до заклепок кабины, была изготовлена по самой низкой стоимости.
Корабль дернулся вверх, поднялся в воздух и завис в метре над посадочной платформой. Паллиус улыбнулся зрителям и помахал рукой.
Мысленно он начал молиться.
* * *
Тем временем на крыше небоскреба, возвышавшегося над Храмовым районом, двое дроидов доигрывали очередную голографическую партию. Солис – бесцветный дроид – смотрел, как его фигуры систематически загоняются в ловушки и уничтожаются фигурами его ливрейного товарища, Фиделиса. Они уже давно и не один раз перебрали все мыслимые комбинации дежарика. Там, где случай и безжалостность уравнивали шансы, игра и шла практически на равных, но оба предпочитали аристократический, весьма интеллектуальный стратегический вариант. Проблема состояла в том, что Фиделису, который постоянно находился на службе, периодически обновляли программное обеспечение, в то время как Солис давным-давно существовал сам по себе и новейшие программы голоигр не являлись для него наивысшим приоритетом.
В результате он проигрывал. Не всегда, не каждый раз, но тенденция была неуклонной и необратимой. Так уж устроен мир: те, кто в ливреях, преуспевают. Те, кто без ливрей… не очень.
– Еще партию? – вежливо спросил Фиделис, обнуляя доску.
– Думаю, нет.
– Ты уверен? Она могла бы войти в число девятисот шестидесяти семи тысяч четырехсот тринадцати лучших игр из одного миллиона девятисот тридцати четырех тысяч восьмисот двадцати четырех сыгранных нами партий.
– Что-то нет настроения.
– Не говори так. Эти слова ничего не значат. Ты слишком вольно обращаешься с органическими выражениями, – чопорно проговорил Фиделис. – Я уверен, что твоя первоначальная программа не поддерживала такую… социолингвистическую неряшливость.
– Угу, – сказал Солис. – Наверное.
Фиделис считал, что диапазон запрограммированных в них эмоций очень узок и состоит, разумеется, из верности, верности и еще раз верности, а если кто-то подражает органическим состояниям ума вроде досады и недовольства, то это просто жеманство и признак сомнительного вкуса. Впрочем, когда он продолжил играть сам с собой, было видно, что он не в духе.
Солис подошел к краю крыши и посмотрел вниз, на потоки разумных существ, которые двигались в своих ховер-машинах и по тротуарам. Отсюда они казались маленькими насекомыми. Если бы он лежал на крыше со снайперской мини-винтовкой «СороСууб» модели Х45, можно было бы поразить любую цель на выбор, оставаясь невидимым. Смерть с высоты.
И как бы в ответ на его мысли в небе появился башенный сокол, паривший на столбе теплого воздуха, который поднимался между феррокритовыми небоскребами. То, что люди называли «природой», давным-давно было изгнано с Корусанта; со стороны планета казалась одним огромным городом, где не осталось места ни для кого, кроме разумных обитателей. Но существа способны адаптироваться – кому, как не Солису, это знать! – и даже в такой странной среде, как планета-город, обитало множество созданий, которые не догадывались, что улицы и небоскребы столицы не созданы специально для них. Мелких птичек, млекопитающих и рептилий постоянно привозили на Корусант в качестве домашних животных, и они постоянно сбегали в подвалы, на улицы и крыши домов, как будто город был феррокритовыми джунглями, а они – местной фауной. Кроме того, были еще паразиты, которые питались и размножались в тепле и отходах разумной жизни: водосточные крысы, колодцевые жабы, феррочерви, слепые змеи, гнездившиеся внутри зданий, и тучи транторских голубей, восседавших на карнизах. И над всеми ними, как верхнее звено пищевой цепи, находились башенные соколы.
Этот конкретный сокол был самкой с затупленными крыльями, красивое пепельно-серое оперение делало ее невидимой на фоне домов. Легко, словно пушинка, она парила на невидимых потоках воздуха; вдруг она зависла в полете и молнией бросилась вниз. Солис смотрел, как она проносится сквозь полосы света и тени, и плавно увеличивал изображение, пока не увидел желтые круги вокруг ее злобных глаз и собственно жертву – мусорную мышь, которая копошилась в груде отбросов в глухом закоулке 237 этажами ниже. Зрение Солиса, без преувеличения, было лучшим в Галактике. Уход за тактической оптикой «Тау/Цейс» являлся для него более приоритетной задачей, чем гонка за последними программами голоигр. Если ты не носишь ливрею, приходится трезво оценивать свои сильные места и принимать все необходимые меры, чтобы иметь работу. Перекрестье прицела легло на голову мыши. Та раскрыла пасть и испуганно пискнула, когда железные когти пронзили ее крохотное тельце.
Смерть с высоты.
Солис отвернулся и непроизвольно бросил взгляд на Храм джедаев.
– Эй.
– Что?
– Твой объект покидает Храм, – сказал он.
Фиделис повернул голову и зачарованно уставился на ступеньки Храма джедаев 1,73 километра ниже.
– О, – произнес он.
– Два джедая, два падавана
