Они с женой в девяностые держали гостиницу и убивали постояльцев. Лет восемь или больше. Никто подумать на них не мог, люди пропадали, не приезжали, куда ехали, и никто не знал, где их искать. Они убивали богатых, грабили, разбирали машины, перепродавали вещи, еще и мясо человечье ели!
«Саня ел бифштекс! – мелькнуло в голове. – Только бы не вспомнил! Но это же бред».
– Сын, ты сам сказал: в девяностые, – она старалась говорить спокойно. – Раз уже игру про того маньяка создали, значит, его поймали.
– Так и я о том! Они попались случайно, его застрелили при захвате, а жену взяли, но она повесилась в тюрьме.
– Вот видишь! Какое отношение старая история имеет к нам?
Они смотрели друг на друга.
– Ладно, хорошо…
– Ты не веришь! – перебил он. – Никогда не веришь тому, что я говорю, думаешь, я идиот, а ты одна умная!
– Саня, я не…
– Я всегда чувствую! Ты меня слушаешь вполуха. Конечно, у тебя важные проблемы, а я – ноль. Отец тоже чувствовал, знал, что не нужен тебе, потому и ушел, оставил нас. Даже не может общаться со мной, переехал за границу! Все из-за тебя!
– У него другая семья была параллельно с нашей. Девочки-близняшки, тринадцать лет исполнилось, – бесцветным голосом проговорила Надежда. – Никуда он не переехал, живет себе в области, работает.
Сане будто дали пощечину.
– Почему ты не сказала? – хрипло выдохнул он.
– Ты его так любил. Как бы жил с мыслью, что отец… – Она замялась. – Мне психолог объяснила: ты мог начать винить себя, что отца нет рядом; дети часто так делают. Я и решила: вини уж лучше меня.
– Но как же… я же…
Надежда не знала, что он хочет сказать. Возможно, станет теперь во лжи упрекать. Думать об этом некогда, нужно бежать, столько времени потеряли!
– Позже поговорим. Идем скорее.
Саня больше не сопротивлялся, и они покинули номер. В коридоре было тихо и сумрачно, горела одна лампочка у лестницы. Крадучись прошли мимо соседней двери; двигались бесшумно и почти добрались до лестницы, как дверь ближайшей комнаты открылась сама собой.
«Не смотри туда!» – хотела сказать Надежда и (вопреки собственному невысказанному совету) глянула в дверной проем.
Посреди коридора стоял Коля. В руке у него был длинный мясницкий нож, у ног лежали тела старика и старухи. Сидевшая возле них на полу Лора стаскивала с женщины драгоценности. Гребень зацепился за прядь окровавленных волос, и она резко дернула его, с корнем вырывая пряди.
– Надо затащить их в ванную, – скомандовал Коля. – Что ты копаешься?
Супруги-убийцы синхронно повернули головы. Саня вскрикнул. Муж и жена обнажили зубы в улыбках, Лора облизнула толстые губы.
– Не спится? Погодите, сейчас мы вас успокоим! – проговорила она.
– Бежим! – выкрикнула Надежда, и они помчались к лестнице. Секунда – и они на ступеньках. Когда были у подножия лестницы, Надежда обернулась. Их никто не преследовал.
Теперь оставалось лишь пересечь зал. А дальше – дверь, за ней – свобода.
В зале горел свет. Пахло, как днем: готовящаяся еда, ваниль, сдоба. За столиками сидели люди: пожилая чета – мужчина в костюме и увешенная драгоценностями женщина, молодой человек в обществе блондинки, еще какие-то люди. Все столы, кроме одного, были заняты.
За стойкой протирал стаканы Коля, Лора сгружала тарелки с подноса на один из столиков.
– Что происходит? – еле выговорила Надежда.
Саня тяжело дышал, вцепившись в руку матери с такой силой, что ей было больно. Находящиеся в зале смотрели на них с одинаковыми хищными улыбками на лицах.
– Вы теперь наши гости, – пропела Лора.
– Навсегда с нами, – подтвердил ее жуткий муж.
– Я все про вас знаю: вы убивали людей! – крикнул Саня. – Но вас нет! Вы мертвы!
– Конечно, – кивнула Лора, поправив прическу. – Но, если ты умер, это вовсе не значит, что ты не можешь вернуться и продолжать.
– Санечка, не слушай их! – Надежда рванулась к двери. Бежать через зал, полный оживших мертвецов, было невыносимо страшно. – Мы выберемся!
Вот и дверь. Надежда взялась за ручку, подергала ее. Заперто! Не колеблясь, сдернула штору, схватила стул и швырнула его в окно. Раздался звон, посыпались осколки. В стекле зияла неровная дыра, ощерившаяся обломками стекла. Получилось!
Но тут Надежда увидела, что стекло восстанавливается, зарастает, как по волшебству. Миг – и рана затянулась, не осталось ни единой трещины.
– Не может быть, – простонала Надежда.
– Гроза, сильный дождь, – ностальгически проговорила Лора. – Как тогда, в наш самый первый раз, когда мы поняли, что нам надлежит делать.
Саня и Надежда медленно повернулись к находящимся в зале мертвецам.
– С той поры дождь и гроза приводят к нам новых гостей, – сказал Коля. – И они остаются с нами, пускай и против своего желания. Нам бывает трудно, приходится повозиться, но оно того стоит.
Сидящие за столами люди теперь выглядели ужасающе: раздробленные черепа, окровавленные лица, изуродованные тела. В середине Колиного лба чернело пулевое отверстие, на шее Лоры болталась удавка, лицо было багрово-синим.
«Ну нет, – подумала Надежда почти спокойно. – Саню я вам не отдам».
Она шагнула вперед, прикрывая собой сына.
– Говорите, «против желания»? Вам трудно, «приходится повозиться»? А если я останусь добровольно? Буду делать все, что скажете! Чего вы хотите – мое тело? Душу? Они ваши! Но одно условие: вы отпустите моего сына.
– Мама! – закричал Саня.
– Соглашайтесь! Такого ведь у вас не было! – не слушая сына, перекрывая его голос, продолжала Надежда. – Никто не оставался без принуждения! Я не обману! Я согласна.
Коля и Лора переглянулись.
– Мы с мужем здесь добровольно. Хочешь присоединится? – уточнила она.
– Нет! – выкрикнул Саня и схватил мать за руку.
– Да! – одновременно с ним громко проговорила Надежда и, вырвав ладонь, оттолкнула сына и рванулась к Лоре. Саня попытался подбежать к матери, но словно натолкнулся на преграду.
– Мама! Нет! – в ужасе кричал он, не замечая, что плачет.
– Пусть идет, – усмехнулась Лора. – Дверь для него открыта.
Коля подошел к женщинам – мертвой и пока живой. Муж и жена стояли рядом с Надеждой: один – справа, другая – слева. Вонь разлагающейся плоти и исходящий от мертвецов холод были невыносимы, но она и не поморщилась.
– Я не предатель! – плакал Саня. – Не такой, как он! Я никуда не уйду, не брошу тебя!
Надежда слышала его все хуже, словно бы через стекло. Она смотрела на сына – взъерошенные волосы, отчаянные, несчастные глаза, угловатые черты, порывистые движения. Хотела насмотреться напоследок, сохранить в сердце.
– Конечно, не предатель, – произнесла она, не зная, слышит ли Саня. – Иди и найди способ вытащить меня отсюда.
Она не верила своим словам.
