и новые впечатления – это для них жизнь…
– Я не хочу прерывать эту идиллию… – с таким же сожалением сказал Олан, доедая кусок ветчины, – но, когда мы дойдём до той скалы, – он протянул руку вперёд, указывая на заметный выступ чуть поодаль, – нам придётся повернуть обратно, иначе не вернёмся до заката…
Глядя на вытянувшиеся лица ребят, он быстренько добавил:
– А вы знали, что неподалёку есть настоящий горный водопад? Если, повернув назад, мы возьмём чуть левее, то выйдем прямо к нему…
Должно быть, загоревшиеся глаза Каролины и Томаса убедили его в том, что дети смирились с дорогой назад.
– Главное сейчас – быстренько понять, как выйти к той расселине… Чуть левее, потом пройти рядом со старым столетним дубом, а затем, – вспомнил странник, – идти вдоль небольшого ручья вперёд. Отлично…
Глава 4
Белочка взяла орешек у неё с руки аккуратно и чуть недоверчиво, а затем одним прыжком вскочила на ветку и, навострив ушки с кисточками, застыла, ожидая чего-то.
– Всё хорошо, моя дорога, – сказала Гвен. – Я тебя не обижу, ведь ты так мала…
Зверушка смешно подёргивала носиком, уставившись на девочку глазками-бусинками.
Гвендолен же счастливо улыбалась, глядя на маленькое создание и мечтая прикоснуться хоть на миг к чёрному носику сердечком. Она видела эту белочку в роще впервые и, конечно же, желала её приручить и подружиться со зверушкой.
Белки всегда были доверчивыми животными, хотя сильно пугались охотничьих собак или шумных всадников и взлетали на самые верхушки деревьев со скоростью стрелы, выпущенной из туго натянутого лука.
Где-то рядом быстро пропрыгал длинноухий кролик, на мгновение задержав свой взгляд на девочке. Эти животные её знали и помнили. И очень редко пугались доброй и ласковой Гвендолен.
Она чувствовала с самого розового детства, что с животными её связывает незримая нить, которая так отчётливо ощущалась в лесу – дворце природы, самом прекраснейшем, который только можно себе представить. Однажды, зайдя слишком далеко, девочка едва не врезалась в здоровенного бурого медведя, с удовольствием поедавшего малину с разлапистого куста.
Гвен тогда подумала, что сейчас все закончится, и перед глазами пронеслась вся её недолгая жизнь, эти восемь лет… Но нет. Глядя в коричневые настороженные глаза и краем глаза замечая острые клыки в пасти, она стояла, словно застыв. Когда медведь повернулся к ней и сделал шаг, девочка закрыла глаза, лишь надеясь, что не почувствует боли…
И Гвен действительно почувствовала что-то, но не боль, а прикосновение к своей руке жёсткой, чуть свалявшейся шерсти. Когда она наконец спустя какое-то время осмелилась взглянуть на лесного гиганта, то Гвендолен не увидела ничего, кроме зелёной поляны да примятой травы и немного поломанных веток малинника.
Подумать только, этот страшный зверь не причинил ей ни малейшего вреда. А ведь её с самых малых лет пугали страшными хищниками, обитающими в чаще. Девочка отдавала себе отчёт в том, что слишком сильно рисковала, заходя так далеко, но её окрыляла мысль о том, что зверь не тронул её, потому что понял… Взглянув в его глаза, она подумала, что не хочет сделать ничего плохого, а просто боится до дрожи в коленках и хочет, чтобы медведь спокойно ушёл.
И зверь понял её. Гвендолен осознала, что не видела ни малейшей злобы или раздражённости в его глазах. Более того, медведь миролюбиво удалился, возможно, направившись к соседнему малиннику, которых всегда так много в августе, что найти сладкую, налитую соком малину можно чуть ли не на каждой второй полянке.
С тех пор она после множества знакомств с разнообразными живыми существами, обитающими на ферме, во дворе, в лесу, ясно осознала, что, в отличие от большинства людей, она их понимает гораздо больше, и животные тоже тянутся к ней в ожидании ласки или небольших угощений, которые Гвен привыкла носить с собой. В передниках, заботливо сшитых её матерью, было достаточно места для того, чтобы положить немного зерна для кур или даже кусочек копчёной рыбы для кошки или собаки.
Выйдя из задумчивости, она заметила, что белочка за несколько минут подобралась поближе и с интересом смотрит на второй орешек, зажатый у Гвендолен в руке.
– Иди поближе, – прозвучал голосок девочки.
Маленькая юркая зверушка, методично перебирая лапками, опускалась всё ниже и ниже и в итоге оказалась в нескольких сантиметрах от дружелюбно протянутой ладошки.
Гвендолен распрямила руку так, что теперь белочка могла быстро схватить лакомство.
Гвен едва не засмеялась от щекотки, когда тоненькие коготочки белочки коснулись её руки. Но нельзя было издавать лишних звуков, иначе успокоить и вновь расположить к себе животное будет непросто. Поэтому девочка лишь улыбнулась краешком губ, провожая зверушку взглядом.
Солнце было уже в зените.
– Пора бы возвращаться, – вздохнула Гвендолен, будто уже чувствуя запах корицы и яблок, непрерывно преследовавший её с тех пор, как мать решила открыть небольшую пекарню на первом этаже их скромного домика, дабы заработать хоть какую-то сумму денег.
Матери было тяжело воспитывать их с сестрой без отца, так ещё подросшая во многих смыслах за последние полгода Мэредит требовала всё больше и больше. Шляпка с искусственными бархатными розами являлась необходимым атрибутом самых популярных девчонок из небольшой школы, в которой учились сёстры. И не важно, что такие, похоже, продавались лишь в одной лавке во всей Астарии, Мэредит обязательно и без шанса на обсуждение требовала именно эту шляпку на свой день рождения.
– Я тоже работаю в нашей пекарне и побольше тебя! – высокомерно говорила Гвен старшая сестра. – И вполне заслуживаю хотя бы небольшого вознаграждения за труды!
Иногда Гвен так и подмывало ответить, что, даже работая в пекарне сутки напролёт в течение недели, Мэредит едва бы сама накопила и на половину заветной шляпки. К тому же, та явно считала готовку ниже своего достоинства и брезгливо морщилась при виде людей небольшого достатка, заходящих к ним за булочками. Конечно, это несильно способствовало наплыву клиентов, поэтому чаще всего на кассе стояла Гвендолен. Обслужив покупателя, она быстро перебиралась в соседнюю комнату, где готовилась выпечка, чтобы помочь маме с сестрой напечь как можно больше. Услышав звон колокольчика над дверью, она снова бросалась к кассе, приветливо улыбаясь любому и обязательно осведомляясь, как же идут дела у покупателя.
Безусловно, люди всё чаще заходили именно в пекарню «Дикая Роза», названную в честь дорогой мамочки, просто потому, что всегда улыбающаяся мордашка двенадцатилетней Гвен так и лучилась счастьем и верой в добро. Хотя её, в смысле мать Мэредит и Гвен, на самом-то деле звали Розалией, все,
