Но Ольга не собиралась сносить выходки Виктора. Рывком сняв шубу, она швырнула ее на диван, затем смахнула со лба прилипшую прядь волос и уперла руки в бока.
— И как же ты намерен вывести его из учредителей без его согласия? — ринулась она в атаку.
Вид у нее был такой, как будто она вот-вот вцепится в Виктора. Тот, впрочем, не дрогнул: переведя взгляд с Васи на Ольгу, он некоторое время рассматривал ее с любопытством, словно размышляя, отвечать ей или нет.
— А ты не знаешь? — наконец спросил он, ухмыляясь. — Правда не знаешь? — его усмешка не сулила ничего хорошего. — Это очень просто. Подделывается подпись на документе о продаже акций. После чего нужные люди регистрируют сделку в регистрационной палате. И все. Стоит вся процедура всего ничего, занимает от силы три дня, но можно ее и ускорить. Вы из Москвы до Лондона долететь не успеете, как тут все будет закончено. Странно, что ты не в курсе, как это проворачивается, — повторил он с озадаченным видом.
— Откуда мне это знать? — выкрикнула Ольга, потрясенная тем, с какой простотой и легкостью Виктор говорил о мошенничестве.
— С таким-то мужем! — иронически покачал головой Виктор. — Я думал, он тебе все рассказывает. Между нами говоря, это единственно умная вещь, которую он за всю свою бесполезную жизнь совершил. Неужели не похвалился? Как же так, Вася? Это ведь он Храповицкого и меня некоторым премудростям научил. Он в свое время такую штуку с Громобоевым обстряпал. Когда мы у того нефтяную компанию забирали.
— Ложь, ложь! — задыхался Вася. — Наглая ложь!
Он рванулся к Виктору, размахнулся, чтобы влепить
ему пощечину, но в последнюю секунду как-то вдруг не решился.
— Клевета! — бессильно восклицал он, прыгая вокруг Виктора, как петух. — Подлец! Ольга, не слушай его!
И тут Виктор коротко и резко двинул Васю ногой в пах. Вася взвыл от боли, обеими руками схватился за травмированное место и с вытаращенными глазами, как подкошенный, рухнул на колени. Ольга метнулась к нему и бросилась рядом с ним на пол. Не зная, что предпринять, она обняла его за шею и принялась дуть ему в лицо.
— Тебе не больно? Не больно? — повторяла она.
Судя по тому, как Вася хрипел и кланялся, ему было очень больно.
— Вот это я понимаю, — настоящая, крепкая мужская дружба! — ликовал Плохиш.
Стоя на коленях, Вася поднял багровое лицо и с ненавистью посмотрел на Виктора снизу вверх. В его глазах стояли слезы боли и унижения.
— Это ты взорвал Сырцова! — внезапно прохрипел он. — Ты на любую подлость способен!
Виктор шагнул вперед, и Ольга инстинктивно прикрыла Васю своим телом. Видя, что ему не добраться до Васи, Виктор остановился и усмехнулся.
— Может, и я, — признал Виктор, наклоняясь вниз, чтобы Вася лучше расслышал. — Может, и Владика Гоздан-кера, этого недоделанного, тоже я грохнул. И что теперь?
И сразу в комнате стало очень тихо. В лице Васи отразился неподдельный ужас. Даже Ольга замерла.
— А вот про это я слушать не хочу! — объявил Плохиш. — Мне своих проблем хватает, лишнего знать мне не надо. Кто там из вас кого замочил, вы уж сами разбирайтесь. Я пошел. Пока, ребята.
И он выкатился из комнаты. Ольга подхватила Васю, помогла ему подняться и зачем-то накинула ему на плечи свою длинную шубу, как будто он замерз. Опираясь на нее и низко приседая, Вася неуклюже заковылял к выходу.
— Ничего он тебе не сделает, этот распоясавшийся хам, — успокаивала Ольга Васю, не оборачиваясь на Виктора. — Никто ему не позволит. Он еще у тебя прощения будет просить. Не нужно нам от него ничего, хватит нам на жизнь.
— Да нет, — возразил ей вслед Виктор. — Не хватит. Ты просто давно деньги считать разучилась. Ты как-нибудь прикинь из любопытства, сколько ты в месяц тратишь.
Ольга лишь громко хлопнул дверью. Виктор постоял, хлебнул еще коньяка, растер ладонями бледное лицо и обернулся к нам с Пономарем.
— А как ты узнал, что Плохиш сваливает? — поинтересовался он.
— Да я его насквозь вижу, — пренебрежительно ответил Пономарь. — Это с вами он из себя блатного строит. А сам как был барыгой трусливым, таким и остался.
Виктор опустился в кресло и покатал затылок по массивной спинке.
— Башка болит, — пожаловался он. — Пить надо бросать. Ну, что у нас в сухом остатке? Вася с Плохишом сбежали, Храповицкий в тюрьме. Трое нас осталось плюс доблестный генерал Лихачев. Как дальше будем жить?
Я не знал, как жить дальше. Я подошел к окну и раздвинул плотные жалюзи. Светать еще не начинало, но темнота теряла свою густоту и плотность.
— Утро наступает, — сказал я. — Поехали по домам, отсыпаться.
— Поддерживаю, — зевая, промычал Виктор и вдруг спохватился.
— Кстати, завтра Лариса приезжает, — сообщил он. — То есть, уже сегодня
— Какая Лариса? — поднял брови Пономарь.
— Храповицкая. Володина жена. Из Англии, вместе с Данилой, старшим сыном.
— Когда?! — ахнул я.
— Часа в два, что ли? Или в четыре? Вот черт, — потер он лоб. — Совсем из головы выскочило. Надо у секретарей уточнить. Мы с тобой поедем ее встречать.
— А ты раньше мог об этом сказать?!
— А что это меняет? — равнодушно поинтересовался Виктор.
Но кое-что это все-таки меняло. Хотя бы то, что прежде чем доставить Ларису с сыном к их семейному очагу, следовало выкурить оттуда Олесю, которая после ареста Храповицкого сбежала из больницы и благополучно там окопалась.
ГЛАВА ПЯТАЯ1
— Я никуда отсюда не поеду! — воскликнула Олеся звонко и категорично. — Даже не мечтайте.
Между прочим, за последние шесть часов это была уже вторая женщина, которую я встречал без косметики, и я начинал подумывать, не пора ли мне переключиться на мужчин, или вообще завязать с этими глупостями. Мы с Виктором даже после бессонной ночи, небритые и несвежие, не сильно уступали ей в привлекательности.
Мы стояли посреди кухни и слушали пламенные речи Олеси, подчеркнутые красным цветом ее спортивного костюма.
— Я буду бороться за любимого человека! — продолжала она. — До конца!
Я и так чувствовал себя раскисшим, как подмокший хлеб, но после этого заявления ощутил полную безысходность. Когда женщина сообщает, что будет бороться за любимого человека, то это означает, что именно с любимым человеком она и будет бороться. Особенно с его дурной привычкой увлекаться другими женщинами. А если она добавляет, что будет это делать до конца, то, скорее всего, она имеет в виду не свой конец, а его, и он уже не за горами. Я даже сел на жесткий стул, от тоски.
В отличие от меня Виктор не склонен был искать в ее словах потаенный смысл. Он был убежден, что в ее речах нет никакого смысла.
