верным совершенно другой женщине. Более того, я даже на секунду не вспомнил о ней, будучи рядом с бывшей женой.
— Поговорим, когда успокоишься, — я беру ключи от машины, которые успел швырнуть на тумбочку, как только пришел и выхожу из квартиры не сдерживаясь в этот раз, громко захлопываю за собой дверь.
Я зол. На себя в первую очередь. Зол, потому что ничего не могу поделать с собой, да и положа руку на сердце не хочу. В моей голове лишь одно желание: втопить педаль газа в пол и как можно быстрее оказаться рядом с Яной. Притянуть её хрупкое тело в свои объятия, дышать ей, согревать её своим теплом и жить рядом с ней. Ибо то, что было без нее — жизнью трудно назвать.
Она вынудила меня уйти, и я вновь позволил ей сделать выбор за нас двоих, танцуя чечетку на тех же самых граблях, невзирая на болезненные набитые шишки.
Превозмогая себя, я направляю машину к ближайшему бару, а не к её дому. Подолгу стою на стоянке, подпирая бедрами капот машины и курю одну за одной, в пустых попытках выветрить дурь из головы, вернуться к невесте и к спокойной размеренной понятной жизни, где больше нет Яны, ведь я потерял её много лет назад. Потерял, чтобы сейчас горько сожалеть и биться подобно мухе об стекло, убивая себя и заодно её.
В питейном заведении многолюдно, но мне удается отыскать одно место у барной стойки, и я спешно его занимаю, жестом подозвав к себе бармена.
— Коньяк и лимон.
Парень понятливо кивает и в мгновении ока организовывает требуемое, после чего переключает своё внимание на других клиентов, разрываясь между посетителями.
Я залпом выпиваю горячительный напиток и жестом прошу повторить, занюхивая спиртное долькой лимона. Пить нет абсолютно никакого желания, но лишь алкоголь сейчас в состоянии заглушить бурлящий поток моих эмоций.
— Х*еново? — интересуется сосед справа, поворачиваясь ко мне в пол-оборота и представляется: — Дмитрий.
— Сергей, — киваю я, занимая рот цитрусовыми, не желая вступать в диалог с абсолютно незнакомым мужиком, который, казалось, возомнил себя великим психологом. Я сам в состоянии разобраться со своей жизнью без чужих советов и нравоучений.
— Дай угадаю: баба? — не отстает навязчивый собеседник и, оценив моё молчание, как знак согласия, продолжает свой монолог. — Понимаю.
Ровным счетом ничего ты не понимаешь. Но и объяснять что-то я не собираюсь. Молча слушаю, вливая в себя коньяк, стараясь отрешиться от всего происходящего, но голос соседа то и дело врезается в сознание, не даёт покоя, рушит тонкое и шаткое равновесие.
— Я думал найду этой ведьме зеленоглазой замену по щелчку пальцев, столько баб перетр*хал, а толку, — Дмитрий невесело хмыкает. — Она мне сына родила, из тюрьмы ждала, передачки носила. А я как был м*даком, так и остался. Изменил ей с какой-то шл*хой. Даже имени её уже не помню. Привык, что Инна ради меня на всё готова была. А она ушла. Замуж вышла, дочку родила. Её новый муженек сына моего воспитывает. Только вот я остался один у разбитого корыта.
Мужик замолкает. Смотрит куда-то в пустоту стеклянными глазами, а потом вдруг переводит взгляд на меня и отмирает. Хлопает меня по плечу и изрекает:
— Мой тебе совет: если жизни без нее нет, не задумываясь хватай и не отпускай. Иначе потом будешь сидеть в баре пьяным в стельку с каким-то мужиком и рассказывать ему, как в своё время облажался. А потом вернешься в холодную пустую квартиру и волком выть будешь от грызущего одиночества, а та которую любишь, словно издеваясь, тебе сниться будет каждую ночь. И ни одна другая её не заменит. Поверь мне.
13.1. Яна
«Падали с небес, яркие звезды
А может нам с тобой, все еще не поздно
А может мы с тобой, так и не остыли
Господи, как же мы любили»
Ирина Билык ft. Сергей Мироненко — Отпусти
Яна
Шестеренки начинают крутиться в очередной раз запуская машину времени, сотканную из боли, отчаянья, воспоминаний. И каждый его прощальный взгляд, каждый шум удаляющихся шагов, оставляет на сердце выжженный шрам. Мне бы свыкнуться, да не получается.
Мы раз за разом ходим по замкнутому кругу, видимо, не желая верить, что между нами давно все в прошлом. И сколько бы я не твердила себе, сколько бы не отталкивала его, всегда возвращалась к истоку. Всегда ждала его, прислушиваясь к любому скрипу за дверью и верила. Черт знает во что, но верила. И как же горько и до ужаса обидно, что вера моя лишь пустая иллюзия.
— Мне приснился кошмар…и рука болит, — тихий детский шепот где-то на грани слышимости отрезвляет.
Я вскидываю глаза, обвожу взглядом щуплую фигурку Тимки и вдруг отчетливо понимаю, что все мои переживания — мелочи. Вот он смысл моей жизни, стоит передо мной, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, поглаживает облаченную в гипс руку и стыдливо опускает глаза. Просто потому что не привык показывать свою слабость кому-либо.
Мне до зуда в пальцах хочется погладить его впалую щечку и убрать непослушные пряди со лба, прижать к сердцу и просто вдыхать особенный сладкий запах счастья, которым пахнут лишь дети. И один только страх вновь напугать Тимофея своим неуместным порывом материнских чувств, заставляет держать себя в узде.
Я подхожу вплотную, присаживаюсь на корточки и улыбаюсь ребенку. Усталость вмиг улетучивается, ни оставляя и следа от себя. И я готова переворачивать горы, и менять русло рек, только бы один маленький мальчик доверился мне и полюбил меня так, как уже успела полюбить его я. Безоговорочно и навсегда.
— Хочешь, я прочту тебе сказку на ночь и посижу рядом, пока ты не уснешь?
Тимка разглядывает меня долгую минуту, хмурит бровки и лоб, а затем неуверенно кивает и направляется к книжному стеллажу, без раздумий тянется к нужной полке и достает томик «Книга джунгли», который словно только и ждал своего счастливого часа.
Я насильно растягиваю губы в улыбке, ощущая, как несколько слезинок начинают дрожать на ресницах, а затем и вовсе скатываются по щекам, оставляя за собой мокрые соленые следы. И грызущее чувство потери, вновь вскидывает голову и радостно щерится, упиваясь моим состоянием.
— Мой сын… — я кусаю едва ли не до крови губу, пытаясь себя заставить замолчать, но вопреки всему продолжаю. — Это была его любимая история.
— Почитаешь мне её? — спрашивает неуверенно Тима, протягивая здоровой рукой книгу.
— Конечно, — неуверенно киваю и принимаю из рук ребенка талмуд. Бережно прижав его к груди, прикрываю глаза
