Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
ее, почистил картошку и поставил на электроплиту. В ожидании пока картошка поджарится, выпили за встречу.
Пришел брат, представился как художник, непризнанный.
— Халтурщик! — с каменным лицом сказал Шемякин.
Брат налил себе, выпил и скоро исчез так же неожиданно, как и появился.
Мы разговорились. Скоро я заметил, что о настоящем Шемякин говорит неохотно, с насмешкой, а школьные годы вспоминает с горячностью, как будто именно они волновали его больше всего. О Емельяненко отозвался неожиданно, считал, что тот предал их дружбу.
— А ведь я его человеком сделал, — сказал он с горечью, — сидел бы у себя в Табурищах и дальше своего носа ничего не видел. Братишка его, тот вон прямо пишет: «Ты, дядя Вова глаза мне на жизнь открыл».
— А сам то я… Да и не нужно мне его признание, он ведь всегда таким был, просто я не распознал его вовремя. Многое мы тогда не так понимали.
Он запнулся, посмотрел на меня пристально:
— Помнишь тот случай, когда ты за Танькой Тиховой бегал?
Не отвечая, я потянулся за бутылкой, плеснул ему и себе:
— Давай выпьем.
Он скривился страдальчески, помолчал, собираясь с мыслями:
— А ведь мы тогда в подъезде стояли. Задрался бы ты с Аниськой, тут бы мы и налетели… Сволочи мы были! Говорил же я тогда: «Зачем пацана своего бить?». Так Емеля первый настоял: «Давай, говорит, проучим, чтоб не задавался!». А, вообще-то, я тебя тогда здорово ненавидел!
Нам пора была уходить. Я видел, как мается мой тезка, которому была явно не по нутру все эта компания и душещипательные разговоры. И я тоже не жаждал их продолжения. Поэтому и не рассказал своему другу, что давным-давно знаю эту его тайну…
Только смутно было у меня на душе, когда мы отъезжали в вагоне от темной пустынной платформы в такую же тьму и неизвестность.
В Чагане
Служба у меня проходила под Семипалатинском. Посреди пустынной и малолюдной степи.
Я ищу «Чаган» в интернете и нахожу среди страниц фотографии с огромными кучами мусора на месте прежде чистых и аккуратных домиков: мертвый город. Он построен в 1950 и покинут в 1995 году. Вместо былых десяти-одиннадцати тысяч жителей сейчас там проживает пятьсот человек.
Таилась в той местности еще одна, зловещая тайна. Километрах в ста по течению Иртыша находился центр ядерных испытаний. При нас наземные испытания уже не проводились, но подземные, особенно летом, довольно часто. Тогда после заметных толчков, напоминающих землетрясения, дребезжали оконные стекла и звенела посуда. Летом детей рекомендовали увозить подальше от городка…
Еще в первый месяц своего пребывания в Чагане, подбирая незатейливую мебель для комнаты, к которой нам предстояло прожить два года, я позаботился и о своей, можно сказать, духовной составляющей: приобрел старую, раздолбанную, с несколькими западающими клавишами пишущую машинку «Erika». Правда, я рассчитывал научиться печатать самостоятельно, но как-то само собой получилось, что эту работу взяла на себя моя женушка. Как и многое другое, что может сделать только любящее сердце.
Я обнаружил, что в библиотеке Дома офицеров по межбиблиотечному абонементу можно выписывать без ограничений книги или пленки с диапозитивами книг из Ленинской библиотеки, и с тех пор стал самым активным пользователем этого сервиса.
После этого я начал планомерную осаду «крепости», как я именовал тему моей статьи «О гуманистической теории личности». Основной задачей, которую я перед собой поставил, был анализ проблемы личности в отечественной литературе и формулировка основных понятий новой модели.
— Главное, научится самостоятельно мыслить — не раз повторял я слова Алексеева и мысленно вел нескончаемые разговоры с авторами книг, которые мне доставляли по абонементу.
Через год с небольшим я написал, а моя Иринка напечатала статью в полторы сотни страниц, и я с чистой совестью отправил ее Алексееву, надеясь на благоприятный отзыв.
Два года я служил электриком на самолете дальней авиации, знаменитом ТУ-95. Они и сейчас, правда, модифицированные, летают в нашем небе и с успехом выполняют задачи СВО.
И, признаться, сердце у меня ёкает, когда я вижу знакомый, поджарый, как у всякого хищника, силуэт.
Через месяц службы мне дали комнату в двухкомнатной квартире на четвертом этаже типового дома, похожего на дом родителей в Светловодске.
А еще немного погодя я встречал на аэродроме в Семипалатинске свою любимую женушку.
Соседями у нас оказалась симпатичная пара из Воронежа. Жена была заметно беременна, и уже скоро ей предстояло ехать рожать к родителям. А муж умудрился попасть на службу уже во второй раз. Сначала он отслужил срочную, затем получил звание «микромайора» — младшего лейтенант, и его призвали во второй раз — уже офицером.
Но зато Костя приобрел неоценимые навыки выживаемости. Практически все два года он проходил при штабе в неофициальной должности художника.
Он и мне предложил:
— Если будут спрашивать: имеет ли кто из вас практический опыт монтажа электронных схем — ты соглашайся. В любом случае работа в теплом помещении лучше, чем таскание чехлов на морозе. Я так и сделал.
Но прежде, чем отправиться в штаб полка, меня, как и всех вновь прибывших двухгодичников, распределили по самолетам. Меня назначили электриком на самолет № 48. Я как-то не придал этому факту большого значения, и с чистой совестью принялся оборудовать летный класс.
Для начала мне нужно было расположить по стендам все навигационное оборудование самолета и соединить его проводами. Эта работа мне была хорошо знакома, и мой начальник инженер полка майор Баранов прямо не мог нарадоваться, как быстро продвигается дело. Когда работа была закончена, и летчики могли приступать к обучению, для меня придумали новое задание.
Нужно было сделать макет самолета, моделирующий порядок запуска двигателей и работу шасси. Я чистосердечно признался, что рисовать не умею и мне выделили в напарники еще одного умельца — двухметрового капитана, с огромными ручищами, лет сорока от роду, который почти сразу мне сообщил, что для того, чтобы не идти на самолет, он согласен выполнять любые причуды начальства.
Позже он рассказал причину такого отношения к авиации. Однажды, когда он служил на ТУ-16 в части, расположенной в Белой Церкви, самолет, который он выпустил, попал в грозу, перевернулся прямо над аэродромом и разбился у всех на глазах. Весь технический экипаж потом долго «мурыжили» особисты до тех пор, пока не нашли виновного — метеоролога, который выдал для летчиков неправильный воздушный эшелон.
После этого у моего капитана, тогда еще, кажется, даже лейтенанта, случилась какая-то нервная болезнь, которая, впрочем, проявлялась только на аэродроме. А во всем остальном это был совершенно нормальный человек.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
