Возьми пока мой экземпляр, — с этими словами Бергман легко поднимается, обходит кровать и, протянув мне бумаги, садится рядом.
Мой фокус с сидением вдали не удался.
Приходится признать, что сегодня не мой день.
Демонстративно вздохнув, я пробегаю глазами по пунктам на четвертой странице и не нахожу ничего криминального. Там всего лишь в извращенно-канцелярской форме описывается часть наших обязанностей.
В основном речь идет о необходимости сопровождать друг друга на сходки, где необходимо присутствовать с партнером. Всякие там семейные праздники. Сюда же зачем-то Бергман вписал деловые встречи, хотя я ума не приложу зачем я ему там. Если только его деловые партнеры не женщины, побывавшие в его постели. Но в целом, у нас еще даже не было ситуаций, которых данные пункты касаются.
Я перевожу недоуменный взгляд на Германа.
— И что? Что не так? Или это просто повод со мной встретиться наедине? Так двери моего кабинета для тебя открыты! Чистка, удаление, пломбы. Любой каприз за твои деньги, и мы останемся на это время только вдвоем.
Прищурившись ехидно, Бергман тыкает пальцем в строчки в самом внизу.
Как водится, под сноской и мелким шрифтом.
Пару раз перечитав, я наконец осознаю их смысл и закипаю.
— А ты берега не попутал? Не слишком ли много ты хочешь?
— В самый раз, — по лицу вижу, что он доволен произведенным эффектом.
Сносочка содержит офигительное по своей наглости примечание к пункту, что мы всеми силами поддерживаем правдивость нашей легенды об обоюдном романтическом увлечении.
Примечание гласило, что на срок контракта конкретно мне нельзя встречаться с мужчинами по любым поводам, кроме деловых, без разрешения Бергмана! Более того, он должен лично одобрить кандидатуру! Быть в курсе даты, времени, места и… длительности встречи!
— Оху… Ох уж ты и… — бешусь я, не способная подобрать слова, отражающие мое отношение к этому беспределу максимально точно.
— Накосячила? Накосячила, — победно глядя на меня, констатирует Бергман.
Я, потрясенная его цинизмом, дочитываю: «Штрафные санкции на усмотрение второй стороны!».
Пиздец, дерзкий!
— Я что-то не поняла, а с какого это односторонний пункт? Я бы тоже хотела такие привилегии!
— У тебя так много свободного времени? — наигранно удивляется Герман. — Если ты всех моих девочек будешь согласовывать, у тебя не останется времени на работу!
— Ты же как-то собираешься находить время на отслеживание моих кавалеров! — киплю я.
Даже не могу понять, что возмущает больше, вообще необходимость отпрашиваться у Германа, который еще может и не разрешить, или то, что я ему подгадить возможности лишена.
— Сравнила, — фыркает Бергман. — У тебя, если случится мужик, то это разовая форс-мажорная акция. Подарок фортуны.
Это он мне открытым текстом сейчас заявляет, что он-то сношает толпу баб?
Мое забрало, скрипнув, упало.
— Я требую пересмотра этого пункта! Ради этого я готова в отпуск выйти! С какой радости тебе можно больше, чем мне? А если я встречу любовь всей своей жизни?
— Вот я и посмотрю, на что тянет твоя любовь. Ты же не опытная, он тебя поматросит и бросит, — скалится Бергман. — К тому же тебя могут увидеть, и наш спектакль накроется.
— Кто? Роза Моисеевна за мной будет следить? Или баба Рая? — охреневаю я от мужской логики. Я может не возражаю против того, чтоб меня уже поматросили, но вовремя вспоминаю, как я заливала, что жду единственного, и прикусываю язык.
— Не важно. Но я не собираюсь выглядеть рогоносцем раньше времени!
— А мне, значит, рога пойдут? — беленюсь я. — Если уж на то пошло, то тебя застукают быстрее меня, и кто тогда поверит в твою неземную любовь?
— Меня не застукают.
— А как же вчерашняя «сестренка»?
Ответом мне становится до отвращения невинный взгляд серых глаз:
— А ты кого-то видела?
— Ты! — я тычу пальцем в голую Бергмановскую грудь. — Ты! Мы тотчас же исправим этот пункт. Я требую его удалить!
Герман перехватывает мою руку, прекращая нападение.
— А зачем? — сузившиеся глаза и изменившийся тон меня настораживают. — Чтобы ты, задрав хвост, понеслась к этому «поэту»? Ты же вроде утверждала, что его ухаживания тебя тяготят?
— Так и есть! И как раз с Димой у меня была деловая встреча. Он привез пригласительные на свадьбу!
— Дима, — передразнивает меня Бергман. — И поэтому ты вчера расфуфырилась, как порнозвезда? И с каких это пор жених один приглашает на свадьбу бабу, по которой пускает слюни? Или ты думаешь, я не заметил вино и его голодный взгляд?
Фраза про голодный взгляд Лосева мне понравилась, но…
— Я выглядела прилично! — протестую я, потрясая договором так энергично, что соединяющая листы скрепка отлетает мне на колени.
Герман нависает надо мной:
— Прилично? Левина, прилично ты одета сегодня, — шипит он мне в лицо. — Но чтоб ты знала, если мужик тебя хочет завалить… — он все ближе, а я, почуяв опасность, отклоняюсь назад, пока не падаю на спину. — Ему плевать, что на тебе надето.
Мамочки! В таком ракурсе Бергман, почти лежащий на мне, выглядит очень… очень… и пахнет тем самым мужиком.
Он сейчас зол. Серьезно зол. Серые глаза темнеют, зрачок расширен, черты лица заостряются, а взгляд блуждает по моему лицу, все время возвращаясь к губам.
Я сглатываю. А Гера продолжает свой экскурс в мужскую психологию.
— Мужику главное, — он кладет мне руку на колено, медленно ведет ее выше и, просунув обжигающую сквозь джинсы ладонь мне между бедер, договаривает: — чтобы ты оказалась без тряпок и на лопатках.
У меня шумит в ушах. Пульс, как на аэробике. Сто сорок, не меньше.
От того места, куда давит рука Бергмана стремительно распространяется волна тепла.
— Я доступно объясняю?
С этими словами он достает провалившуюся скрепку.
Медленно киваю.
— Тогда продолжим, — внезапно охрипшим голосом добивает меня Герман. — Переходим к санкциям.
И на мои губы обрушивается шквал в сто баллов.
Глава 25. Выход из-под санкций
