попытался войти в город с севера и снова потерпел поражение. И хотя (опять-таки по словам Иосифа) ему была подана весть, что в городе нарастает паника, что очень скоро население восстанет против сторонников мятежа, откроет ворота и встретит римлян с распростертыми объятиями, он неожиданно решил отступить.
Мятежники, в свою очередь, бросились преследовать отступавших римлян, нанося по их арьергарду один удар за другим, и вскоре отступление превратилось в самое обыкновенное бегство. Потеряв в результате вылазок противника пять тысяч человек, бросив осадные орудия и множество оружия, перебив множество мулов, за исключением тех, что переносили оружие, римляне покинули Иудею.
А в Иерусалиме партия восстания торжествовала, празднуя поистине грандиозную победу.
Глава 7. Проблемы победителей
Историки до сих пор бьются над загадкой, что именно заставило Цестия Галла повернуть назад, — и не находят ответа.
По одной из версий, он опасался начала сезона дождей, во время которого его армия застряла бы под стенами города, оказалась отрезанной от коммуникаций и стала бы уязвимой для непрекращающихся вылазок противника.
«Неспособность, проявленная Цестием в этой кампании, поистине поразительна. Дурное правление Нерона должно было сильно понизить уровень всей администрации в государстве, чтобы сделать возможными такие события. Впрочем, Цестий недолго жил после своего поражения; многие приписывают его смерть огорчению. Неизвестно, что стало с Флором», — пишет Ренан[33].
В Иерусалиме все случившееся, несомненно, было воспринято как чудо, как ясное указание свыше, что Всевышнему угодны помыслы восставших и действия против римлян, а изменник Агриппа ошибался.
Однако у иерусалимской знати, членов Синедриона, местных интеллектуалов, да и просто у здравомыслящих горожан было по данному поводу совсем иное мнение, которое в целом разделял и Иосиф.
Они понимали, что, с одной стороны, речь идет о поистине грандиозной победе — еще никогда прежде римская армия, ее отборные части во главе с опытным военачальником не терпели столь унизительного поражения. Весть об этом уже начала разноситься по всему миру, подтачивая убеждение в непобедимости римлян, грозя перерасти в массовые восстания в других концах империи и угрожая ее разрушением.
Но с другой — это означало только одно: римляне вернутся, чтобы восстановить свое реноме, и вернутся очень скоро. Причем восстанавливать они будут его так, чтобы в обозримом будущем всем остальным народам было неповадно даже думать о восстании против Рима. А это, в свою очередь, означало, что Иерусалим и Храм может постигнуть судьба Карфагена.
Никто из иерусалимских богачей, включая старого Маттитьягу-коэна и его сыновей, понятное дело, не только не хотел умирать вместе с городом, но и терять свои роскошные дома и земли в его предместьях. Выход, казалось, был один: надо договариваться с Римом, умилостивить его, но при этом постараться сохранить лицо, то есть оставить за собой право жить по своим обычаям и традициям.
Но высказывать вслух мысли о примирении с Римом было небезопасно: в городе была опьяненная успехом, не желающая прислушиваться к голосу разума толпа, вдобавок хорошо вооруженная тем оружием, которое было получено после взятия Масады и захвачено у армии Цестия Галла. Включая, между прочим, и брошенные римлянами осадные орудия. И это не считая множества явившихся под видом паломников на осенние праздники сикариев из Галилеи и других мест.
Во главе этой толпы стояли не приемлющие никакого компромисса с римлянами зелоты Эльазар бен Ханания и Симон бар Гиора. Стоило им указать на кого-то в качестве потенциального коллаборациониста, готового сотрудничать с римлянами, и этот человек был бы немедленно растерзан. При этом Эльазар, обвинивший убитого Менахема бен Иегуду в попытке захватить власть, сам явно рассчитывал на роль если не царя, то общенационального лидера и уже начал проявлять диктаторские замашки.
Атмосфера в столице была накаленной, и часть богатых иерусалимцев, страшась как римлян, так и своих зелотов, которых они иначе как фанатиками и разбойниками не называли, решила бежать в Антиохию, к Цестию Галлу, чтобы засвидетельствовать лояльность Риму и таким образом сохранить жизнь и имущество.
Вместе с ними город покинула и небольшая община первых христиан. Часть их оставила город еще в самом начале восстания, увидев в происходящем исполнение пророчества Иисуса о разрушении Иерусалима и Храма: «И выйдя, Иисус шел от храма; и приступили ученики Его, чтобы показать Ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли всё это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; всё будет разрушено» (Мф., 24:1–2).
После же ухода римлян они окончательно уверились, что эти слова будут исполнены, и поспешили в ту же Сирию, Грецию или на Кипр. Именно в том самом достопамятном 66 году и происходит, по сути, окончательное отделение христианства от иудаизма и превращение его в самостоятельную религию — хотя трения между христианами и евреями, считавшими последователей Иисуса опасными сектантами, начались десятилетиями раньше.
* * *
В сложившейся крайне запутанной военно-политической ситуации было решено созвать Синедрион, пригласив на это заседание, помимо членов и кандидатов в члены, и других пользующихся влиянием и уважением и имеющих какие-то заслуги перед народом лиц.
Председательствовали на заседании рабби Иехошуа бен Гамла и первосвященник Ханана бен Ханана, а в число участников был включен и Иосиф — то ли в знак признания его заслуг в выполнении дипломатической миссии в Риме, то ли потому, что он был сыном близкого друга председателя Синедриона и у того были на него свои виды. А может, и по обеим этим причинам вместе.
Заседание, на котором, видимо, присутствовал и Эльазар бен Ханания, проходило необычайно бурно. Позиция, согласно которой надо договариваться с Римом, была озвучена, но тут же встал вопрос о том, каким образом и на каких условиях, и выяснилось, что приверженцев явки с повинной и полной и безоговорочной капитуляции очень немного.
Сторонники отпадения от Рима, то есть восстановления еврейской государственности на всей территории Святой Земли, тут же бросились в атаку и стали доказывать, что это не только возможно, но и даже очень возможно. Рим, напоминали они, слабеет на глазах. Нерон практически не управляет страной. Начался закат империи, а потому у евреев есть все шансы на победу. Города можно укрепить так, что они смогут эффективно противостоять римлянам, и те попросту увязнут в трясине войны. Даже если они дойдут до Иерусалима, то город выдержит и два, и три года осады, но римляне, понятное дело, столько ждать не смогут. Можно будет обратиться за помощью к сотням тысяч евреев, живущих в Вавилонии, — неужели они откажут своим братьям?! Да и почему бы не привлечь в качестве союзницы Парфию — этого давнего и заклятого врага Рима?!
Наконец, главный упор делался на помощь Бога, по воле Которого все
