на женщинах практикует?
Через пару минут в кабинет заходят Нестратов с Семеном.
Когда все занимают свои места, профессор заканчивает телефонную беседу, недовольно откладывая андроид на гладкую поверхность стола. Затем, ловко стряхнув с себя дурное настроение, с широкой улыбкой обращается к нам.
Я уже говорила, что Киринов мне не нравится?
Не лично, конечно. Так-то он производит впечатление грамотного и знающего свою работу мужичка. Но его задумки и гениальные идеи абсолютно не находят отклика в моей душе, желающей спокойно обучаться в стенах вуза.
Желательно без наставников и презентаций.
А у профессора, видимо, то самое неназываемое искрит от идей.
Новая феноменальная мысль посетила недавно чертоги разума, и он решил немедля воплотить свои фантазии в жизнь.
Как выясняется, ежегодно, где-то в середине осени, в здании университета устраивается форум. В нем, помимо студентов нашего вуза, принимают участие также абитуриенты из пяти других престижных университетов города. По сложившейся традиции на подобных мероприятиях выступают с докладами лучшие ученики.
Из числа третьекурсников — самые достойные кандидаты в ораторские виртуозы, сидят сейчас в кабинете. И вот насчет этих троих умников профессора и осенило.
Но яблоко, если ему на голову и падало, то было определенно протухшим.
Иначе зачем к эти троим приплетать прикрепленных к ним первокурсников?
Однако профессор увлеченно полагает, что совместная работа над проектом является дня меня и двух других претендентов в рабы бесценной и полезной рыбой-удачей, щедро заплывшей в руки.
Несомненно, основной удар берет на себя наставник. Вся ответственность за итоговую работу ляжет на его плечи. Но теперь у него — к его большой и светлой радости — появляется бесплатный слуга, который должен во всем помогать.
18.2
Семен, также, как и я, не сразу проникается свалившимся на голову счастьем. Он задается самым логичным вопросом: «Зачем нам, первокурсникам эта дополнительная нагрузка?» И, уже в отличие от меня, тихонько откашливается в кулак. А затем открывает рот и вслух высказывает непонимание.
Проделывает он это в исключительно культурной форме пресмыкающегося перед великим умом. Стеснительно и робко намекая на настигнувшие его душу сомнения.
Мой язык готов поддержать студента из третьей группы и даже слегка дергается. Только вот единственное, что мне удается сказать — это глухое и ошеломленное: «Ооо». Так как именно в этот момент рука гадского наставника неожиданно опускается под столом на мою коленку и ощутимо сжимается.
Кожа в том месте мгновенно начинает гореть. И это несмотря на плотную ткань джинсов. А готовые еще совсем недавно выпорхнуть уверенными птицами слова тонут в накрывшей их волне удивления. А затем и вовсе немеют, припечатанные сверху парусником возмущения.
Резко поворачиваю голову на Ветрова. Демонстративно тараню взглядом острые скулы. Но гадский супостат остается безразличен к моей разгневанной персоне. Не подает никаких признаков раскаяния.
Он, как примерный и лучший ученик этого вуза — и зачем я только выбрала именно этот университет! — демонстрирует сильную заинтересованность идеей Киринова.
Профессор между тем одним немногословным предложением выбивает из бедного Семена весь пыл сомнения. И гордые плечи студента пораженчески сползают вниз. Бедолага.
Артем, кажется, тоже не рад порывистости своего первокурсника. Хоть и старается, как и всегда, выглядеть улыбчивым и довольным жизнью. Встречаясь со мной взглядом, едва заметно кивает. Но что-то мне подсказывает, что Семен и от него получит взбучку. Только чуть позже. И скорее всего она будет наполнена более многословными выражениями.
Бесшумно опускаю руку на чужую ладонь, стараясь отодрать от себя лапу извращенца.
Но она железная.
Чугунная.
Тупая.
Ни одно мое усилие не венчается успехом. Даже попытка поочередно отлепить стальные пальцы, и та, мигом проваливается.
И когда я, скрипя сердцем, решаю признать поражение, захватническая и охамевшая рука вдруг отпускает коленку. Затем резко хватает мою руку, соединяет наши пальцы в замок и снова опускается на поруганное правое колено.
Внутри меня начинает твориться хаос. Все искрит и бешено кружится.
Не могу успеть за эмоциями, которые калейдоскопом сменяются в теле.
Сердце грохочет и пытается проломить грудную клетку.
Уверена, это все из-за бурлящего праведного гнева и нездоровой горячности его конечностей.
Интересно, а тело Димы такое же горячее, как и рука?
Это еще что за мысли…
Мила!
Чувствую, что краснею.
Но не могу же я вслух крикнуть: «отпусти!». Или начать усиленно дрыгать рукой под столом, надеясь вырваться.
Если он освободит мою ладонь и быстро уберет свою, у окружающих может сложиться мнение, будто в меня кто-то вселился. Кто-то определенно буйный. А изгнать из себя нечисть я смогла, лишь причинив себе боль. Точнее, как следует ударив свою руку об стол.
Вариант такой себе, провальный.
Прослыть практикующей публичное садо-мазо еще только на первом курсе не сильно прельщает.
Но продолжать спокойно дышать никак не получается.
Из-за охватившего гнева, воздух слишком шумно втягивается в нос и выходит сопровождаемый резкими звуками.
Кажется, Киринов замечает мою кислородную проблему и вскользь поворачивает на меня голову.
Пытаюсь улыбнуться.
Чувствую, выходит крипово.
А что еще остается делать?
В эту минуту извращенец тоже поворачивается на меня. Вот же двуличный кусок баранины. Участливо, гад, улыбается. Словно он ангел с печенками и заботочкой, но черти в его льдинистых глазах чересчур очевидны. Отплясывают ламбаду на вечеринке фривольности.
Если взглядом можно транслировать средний палец, то именно этим я сейчас активно занимаюсь. Только его вечеринку это еще больше раззадоривает.
Гад отпускает мою руку только по окончании встречи, когда Киринов повторно озвучивает темы докладов.
Покинув аудиторию, расходимся с ребятами.
Все, чего мне хочется — это отойти как можно подальше от наглого придурка. Я зла на свои глупые, ничем не обоснованные реакции. И особенно на то, что моя коленка все еще зудит.
Он действительно ужасен.
А я еще и сомневалась в рассказе Нестратова!
Надо поскорее увеличить расстояние
