просто посоветоваться и поговорить с другом. Мы разогнали от себя всех помощников, скинули сюртуки. Сами режем волчки и рыхлим землю вокруг стволов.
— Солнце сегодня палит, — вытираю я пот со лба, — сейчас тут еще поковыряю, ты смотри, чтоб так было. А то я еще тот садовник.
— Эх, ковыряй, — горькие слова глухо повисли в мареве.
— И что тебя раздирает? — выпрямился я.
— Родина моя. Со всеми березками, ярмарками, скоморохами, древними дедами в лаптях, что по воздуху летать могут, знахарками вроде нашей Домны. И все это супротив признания общества, дворянского слова, всего устройства государственного. Но и родную кровинку не могу я неволить. И взять мужицкое сословие в семью тоже не могу. Вот не думал, что такова плата сделается за положение в обществе. Подойди таков парень семь лет назад, я бы и согласился. А теперь, когда купцы первой гильдии в очередь на прием записываются, когда губернаторы обеих губерний руку жмут, когда отказали недавно сватам из местной княжеской фамилии, такой пассаж не только на мне скажется. Да что я! Какое будущее у дочери будет? — он перевел дыхание, — в этом и горе. Все понимаю. Про род, про родственников, а переступить через себя не могу. Она же единственная.
— Мещанское.
— Что мещанское?
— Сословие у Кирилла сейчас мещанское.
— Да в нем ли дело! В моей душе забор вырос. Для этого тебя попросил побыть перед отъездом со мной. Один не сдюживаю.
— Тогда вместе давай, — я прислонил тяпку к забору, — позови Аню, поговорим.
— Эй, мил человеки, — прервал наш разговор требовательный окрик из зарослей, — где вашего барина найти?
— Подожди, — тихо прошипел я в сторону недоуменного Рыбина и ответил, — а которого барина желаете видеть?
Крапива улеглась под ноги плечистому крепышу с русой бородкой, в поддевке и картузе. Хорошие сапоги смазаны салом. Руки в боки. Из под челки уверенный и нахальный взляд. За ним еще двое. Тоже здоровые, только одеты проще.
— А подавай самого главного. Граф, который. В Стрельникове сказали, сюда поехал, отчет принимать.
— Так уж и самого?
Позади незнакомцев чуть дрогнули верхушки крапивы. Показался Игнат с помощниками:
— Вот прилип. Говорено было, заняты оне. Так нет, кругом обошел, — начальник охраны увидел мое подмигивание и забавлялся ситуацией.
— Обожди, дядя Игнат, — потянулся я, — может по делу человек. Зачем он тебе?
— Стало быть, нужОн, раз спрашиваю, — гость не боялся ни капли, даже наоборот, — а ты что за гусь мне вопросы задавать? Гребешь земельку, ну и греби, пока руки целы. А ответить должОн, раз я спросил.
— Вот оно как, — улыбаюсь я, — а, может, не нужен ты барину. Он мне в таких вопросах доверяет.
— Ишь, доверщик сыскался. Да он как узнает, что я пришел, так непременно возьмет. А вас обоих еще и выпорет за промедление.
— Он кого попало не берет, — смотрю я с прищуром.
— Ах ты огородная душа! Это я-то кто попало? Да я первый боец на кулачках в Гусе.
— Думаешь, у него бойцов нет? Хватает. Нужны те, кто головой думает. А ты, братец, пока только важность нагоняешь, — вступил Игнат.
— У меня две лавки со скобяным товаром. Сам как понимаешь, нужна в торговле голова аль нет? — покосился гость на крепкого собеседника.
— Так и чего ищешь, коль дело свое имеешь?
— А поучиться у него хочу. Непростой человек. К такому хоть загоны чистить, лишь бы видеть, как он что делает.
— Удивил, — ответил я.
— А тебе сейчас как дам в лоб, так еще больше удивишься. На всю жизнь удивленный будешь.
— Отличная идея. Прямо вовремя, — я медленно приближаюсь, — сшибешь, что ли, садовода-любителя?
— Сшибу, раз напросился.
Когда ежедневно отрабатываешь одно и то же, постепенно начинаешь раскрывать новые для себя смыслы в каждом движении, в каждой стойке. Понимаешь, как удар сочетается с дыханием, своим и чужим. Как колеблется воздух, и замедляется время вокруг. Тут важно отойти умом от реальности, чтобы убрать эмоции, самую сильную помеху.
— Дядя Игнат, командуй, — я встал напротив поднявшего кулаки купчика.
— Начинай, — крикнул тот и положил руку на рукоять пистолета.
Я замер. Левая ладонь чуть впереди правой, чувствуют движение пространства. Видно, куда наметил удар противник. В висок. Очевидно, решил, что победа ему пойдет в зачет на собеседовании. «Да что с тобой возиться, блажной», — он придвинулся на расстояние удара. Я ловлю его моргания. Это десятая доля секунды, но для начала движения сгодится. Правая ладонь расслаблена. «Сейчас моргнет». Доворот тазом. Правая рука, как вспышка, идет к его подбородку. На последнем отрезке пути кулак доворачивается. Кисть с предплечьем становится единой стальной болванкой. С концентрацией в точке семь сантиметров за подбородком по линии удара.
Могучая масса добротных мускул двинулась было, но рухнула вперед по движению. Еще бы. Я этим ударом три кирпича разбиваю и свечу гашу с почти с метра. Семь лет тренировок как раз для таких случаев.
Игнат крякнул:
— Почто рисковать, Андрей Георгиевич? Как дитя малое.
— Так чтобы не застояться.
К нам подбегают слуги с сюртуками.
— А с этими что? — Игнат кивает на гостей.
— Всех чистить коровники, как и хотели. На время проверок. Если все хорошо, то ко мне на беседы. А мы пойдем к вашему чаду, — улыбаюсь я Рыбину.
Далеко идти не пришлось. Девушка наблюдала за происшествием из-за вишневых кустов. Глаза горели восхищением.
— Анна, только не говори, что случайно здесь оказалась, — метнул глазами молнию управляющий.
— Неслучайно, — проворковало милое дитя, — Андрей Георгиевич столь редко у нас бывает в последнее время, что грех не использовать случай для расспросов. К тому же, слухи ходят о скором его отъезде.
— Да уж, тут ничего не скроешь, — в шутку скривился я, — жалею только, что приехал не всей командой. Кириллу сейчас нашлось бы занятие. Там еще целых два ухарца на беседу осталось.
— Как хотите, но Игнат прав, — нахмурился Рыбин, — ребячество и дикость. Есть цивилизованные формы таких отношений.
— Можете ругаться, папенька, но мне весьма понравился поступок Андрея Георгиевича. Не могу объяснить, чем. Но даже если бы его победили, все равно молодец, — вставила девушка.
— А я могу объяснить, — серьезным тоном ответил я в сторону ее отца, — женский пол не обманешь. Их притягивает проявление силы, пусть даже такое животное. Вот вы боретесь в душе с системой, с сословными предрассудками. А многие ли из дворян достойны такого звания? Не за папины денежки и семейные связи, а сами, как личность. Когда только ты против тупой, но сильной гориллы. Один на один.
— Ваш феномен еще станет предметом изучения ученых, — срезал угол Рыбин.
— Нет-нет. Не во мне дело. И
