Глава 39— Саша, ты дочь военного или кто?! — пробормотала я себе под нос, пытаясь приноровиться к головоломке, щелчков от которой после моего ухода от Зерлиды более не слышалось.
Скосила один глаз на Люси. Вот кому сейчас хорошо! Устав смотреть на мои безрезультатные пыхи-ахи, она мирно развалилась на солнышке.
Так, ладно. Нет времени на окружающих. Ревомейз…
Устроившись поудобнее, я отложила от себя выданный мне листочек, посильнее закусила карандаш в зубах, и снова приступила к колдовству разгадывания.
Аккуратно, работая словно с хрупким хрусталём, я потихоньку поворачивала части игрушки. И попутно, когда удавалось хоть на миллиметр продвинуться, я с остервенением зарисовывала маршрут движения оси, чтобы, не дай Бог, не угодить снова в ловушку и откатнуться назад. Прорешав немало тестов Единой Государственной Эффтаназии мозга, я знала, что напрягаться из-за времени, отведённого на решение задачи никогда не стоит, потому что как только ты начинаешь о нём думать, то паника сразу начинает давить тапком на твоё горло, перекрывая движение кислорода к мозгу, которому и так нужно решить непростую задачу. Тапок нам не нужен. Поэтому вдо-о-ох—вы-ы-ыдох… Плевать на первую звезду. Концентрация.
Три часа я напряжённо визуализировала ходы и считала. Три часа моя голова буквально кипела от комбинаций. Три часа я соревновалась с невидимым гением за моей спиной. И вот наконец-то послышался первый щелчок и показался небольшой участок оси. Я закричала в голосину от счастья! Всё-таки счастье есть!!! Первый ход сделан!!!
На мой зов пришло морское чудо-юдище:
— Девушка, а девушка! — неожиданно мне загородили яркое солнце, что освещало такую умную и прекрасную меня. Я нахмурилась и посмотрела на безумца, что решил отвлечь меня от процесса. Ты что, не своей смертью умереть хочешь, тренога? Сейчас я в самом пылу разгадывания, не лезь на рожон моего лихого азарта, — А почему Вы здесь такие красивые и... одна? — ко мне решил подкатить местный Казанова, этакий южный красавец, которому, видимо, было настолько невтерпёж, что аж до “Сисиного Дома” он не мог дойти, настолько взбучился его “костыль” в межножье.
Почему Казанова? Всё указывало именно на это и ни на что иное: зализанные назад чёрные волосы, обильно пропитанные гелем или чем-то блестящим; самоуверенный взгляд, кричащий: “Жарю, всё, что двигается — бойся мою фритюрницу”; белая рубаха, распахнутая чуть ли не до пупа, кстати, грязного; демонстративно оголённые сосочки, кругом покрытые той же чёрной густой порослью, что заливала другое его шкурное пространство. Эдакая махровая кудряшка Сью предстала предо мною.
Да, симпатичный. Ничего не скажешь. Но мы и не таких взламывали и обламывали.
— Идите в… порт! — с милой улыбкой попросила я его. И чуть подумав, добавила, — Пожалуйста!
— Да как… — и тут же он осёкся.
Из-под лавочки в сторону волосяного хлопца медленно начала выползать Люси. Я даже и не заметила, что рептилия скрылась в теньке.
Мужчина же под страхом смерти, быстро вскрыл своё гнойное волосяное нутро: он завизжал. Причём отнюдь не по-мужски. И словно чёрный лебедь, он удалился с авансцены, даже не получив свои аплодисменты за исполненную фальцетом оперу.
Я посмотрела на змею.
— А знаешь, — она с ленцой повернула на меня свою треугольную мордочку, — Тебя я, пожалуй, возьму на свой корабль.
Везде должен быть свой чело… змий.
Глава 40Дава-а-а-а-й… Ну же!
— Да-а-а!!! — я вскочила с лавочки и станцевала победный танец бабуинов.
Показалась половина! Половина! Еще столько же, и у меня будет целый корабль! Если, конечно, меня не кинут… Я развернулась к скамейке и вздрогнула всем телом.
— Зачем же так пугать?! — воскликнула я, присаживаясь на нагретое место.
— А я и не пугал, — заявил Максимилиан. Он сидел вполоборота ко мне, закинув руку на спинку лавочки, — Я давно пытаюсь привлечь Ваше внимание к своей скромной персоне, — я фыркнула. Скромность не его порок, пусть не скорбит.
— Что Вы хотели? — полюбопытствовала я, зарисовывая ход. На бумажке уже не было свободного места.
— Я говорю, что снял нам и команде комнаты в постоялом дворе, — он внимательно следил за моими действиями, — А что это Вы такое делаете, госпожа Утопленница?
—Я, господин Конь, — посмотрела ему в глаза и тут же призадумалась, стоит ли ему говорить? Или нет? — Головоломку разгадываю. Отвлекаюсь, так сказать. Если бы не она, то сидела бы я на причале с Вами горькие слёзы в ладошку собирала.
— Ну знаете ли! — он взбесился. Ха! Знай наших, — Я не лил слёз. Я решал проблемы!
— Тоже мне… Забить гол с голевой передачи, — пробормотала я, возвращаясь к делу, — Охотно верю, Максимилиан, — мужчина встрепенулся. Всё-таки приятно слышать, когда девушка обращается к тебе полным именем и с таким покорством. Хоть и наигранным.
— Пройдемте на постоялый двор, — всё не отставала от меня эта лошадь Пржевальского, — Нам подадут ужин, — а, шельма! Знает, на что надавить! — И там Вы переоденетесь в нормальные вещи.
— Как? Уже ужин? — комментарий про одежду пролетел мимо моих ушей как фанера над Парижем.
— Да, — он посмотрел на меня как на душевно больную.
Действительно, солнце подходило к горизонту. Я растерянно посмотрела на Ревомейз в своей руке. Я должна успеть! Я могу успеть! Я… хочу этого!
— Пойдёмте скорее! Чего же Вы ждёте?! — протараторила я и, быстренько собрав писчие принадлежности, в ожидании уставилась на него.
Его левая бровь взлетела вверх. Предложив мне опереться на его руку, и получив мой зрительный отказ от соприкосновений, он, ухмыльнувшись, двинулся в сторону нашей новой стоянки.
***
Местный постоялый двор напоминал придорожную шаурмячную с поплывшим надстроем в три этажа. Такие халупы я называю “больная башка”, потому что тут нет ни одного чёткого угла в 90 градусов. Лозунгом таких домов могло бы стать: “Архитектор из психдиспансера. Застройщик из запоя. Вы умрёте здес-ся стоя”.
Мне выделили комнату на третьем этаже. Проводив меня до двери Максимилиан остановился:
— Не хотели бы Вы разделить трапезу с командой? — вежливо поинтересовался он.
— Извините, но нет, — я потрясла рукой с головоломкой около его носа, — У меня делишки есть.
— Что ж, тогда еду принесут Вам в комнату, — и откланялся на этом.
Надо же, подумала я, смотря ему вслед, как утрата корабля сбила спесь с его конской гривы.
Зайдя в комнату, я тут же разложила всё на столе около окна и приступила к делу. Я не стала переодеваться, ибо мне было всё равно на свой внешний вид, и я даже не обратила особое внимание на то, что конкретно я ела, когда решала. Вся кровь была прилита к мозгу. Внимания на что-то другое кроме головоломки не оставалось.
