уже привыкла и бегала туда сама.
А теперь с удивлением замечаю, что Демьян тоже умеет танцевать.
И у меня с трудом получается не запутаться в ногах.
— Ох, – покраснела под его насмешливым взглядом, но взяла себя в руки.
И еще раз мысленно поразилась. Я знала, что он пластичный, пусть и такой большой, тренированный, это видно даже по походке – есть неповоротливые быки, а есть такие, как Демьян – по-звериному гибкие, плавные.
Сейчас он меньше всего похож на бандита. Неотразимый, уверенный, в дорогущем костюме, мы двигаемся по залу, и я не вижу никого, кроме него.
— Ты учился танцевать? – не выдержала.
— В детском доме. Была одна девочка. Про нее даже в газетах писали, называли юной королевой бурлеска. Но не сложилось, – он невесело хмыкнул. — Родители погибли, и она попала к нам. Постоянно молчала. Вся в синяках ходила, девчонки били. А я как-то ночью увидел. Она танцевала. В актовом зале, без музыки. Потом начал каждую ночь туда приходить. И она каждую ночь танцевала.
Кружимся по залу, и я слушаю, открыв рот, из Демьяна часто слова не вытянешь, а тут он сам рассказывает. Что-то о себе. И улыбается.
— А дальше что было? – спросила и чуть сжала его плечо. — Вы подружились?
— Не то чтобы. Я пацан, она девчонка. Но ночами встречались в актовом зале. Я ее драться учил, давать сдачи. А она меня танцевать. Что-то такое получалось. Жестоко-красивое.
Сглотнула, почувствовав вдруг укол ревности к этой девчонке из детского дома. И тут же устыдилась своих мыслей.
Я точно спятила.
От его откровенности.
В другом свете на него посмотрела.
— Где сейчас эта девочка? – выдавила.
— А что? – Демьян чуть сощурился, остановился и залпом допил шампанское, отдал официанту бокал.
Танец кончился, а вместе с ним и история, кусочек его жизни, что он мне приоткрыл, показал, и снова задернул черную штору. Превратился в себя обычного, невозмутимого, такого далекого.
А мне мало, как воздуха не хватило, пусть бы он еще говорил, продолжал.
— Ты влюбляешься, Алина, – сказал он и посмотрел на меня в упор, взглядом подчинил, подавляя желание отвернуться. — Да?
Он все видит.
Ну конечно.
У меня на лбу написано.
— Нет, – заспорила, нервно поправила волосы. — Просто проявляю участие.
— Демьян, на пару слов, – бесцеремонно прервал нас какой-то толстый мужик, и Демьян, кивнув мне, шагнул к нему в сторону.
Сделала глоток шампанского, медленно двинулась по залу, вежливо расшаркиваясь на поздравления. Остановилась возле стола с закусками и подцепила на шпажку оливку, отправила в рот.
Взглядом нашла Демьяна.
Нас разделяет несколько метров.
Он стоит у окна, сунув руки в карманы брюк. Слушает этого пузатого мужика, а тот что-то рассказывает, и лицо красное, раздраженное.
Отправила в рот вторую оливку.
Демьян проводил ее взглядом. Достал руку из кармана и указательным пальцем почесал кончик носа.
Смущенно отвела глаза.
Двадцать минут назад его пальцы были во мне. И он чувствует запах, точно.
Отпила шампанского и снова украдкой посмотрела на Демьяна.
Он улыбнулся.
Закрыла губы бокалом.
Нас разделяет несколько метров.
Мы стоим и играем в гляделки.
Когда уже этот противный дядька от него отстанет?
Я хочу домой.
Хочу, чтобы это случилось, его руки на моем теле, жар его тела, его губы – меня потряхивает от нервов и возбуждения, от осознания своих чувств к нему.
Ведь у него всегда пистолет с собой, даже сейчас, там, под элегантным пиджаком.
Он три года работал с папой.
И он убивал.
— Слышал сплетни о Ковале? – раздался сбоку мужской голос и причмокивание, и я покосилась в сторону гостей.
Два мужчины, один лысый – он взял что-то из блюда с морепродуктами и отправил в рот. Снова причмокивание – облизнул пальцы.
— М—м, свежие, попробуй, – предложил он спутнику и жадно оглядел шведский стол. — Коваль говорят, того. Не Волынов его шлепнул. Раньше убили. И не от пули в ящик сыграл. Тяжелым тупым предметом по затылку отоварили.
— Кто говорит? – второй потер руки.
— Так…ходят слухи.
Замерла в сторонке.
Машинально глотнула шампанское.
Не может быть. Врут. Просто сплетни. Демьян мне сам сказал, что Петр Волынов застрелил моего отца в тот вечер.
И я…хочу ему верить.
ДЕМЬЯН
День.
Алина уже встала. Я слышал, как она поднялась с кровати, стараясь не шуметь.
Вчера я точно знал, как проведу эту ночь, мои мысли в ее глазах отражались. Вечером я многое увидел в глазах Алины – возбуждение, злость, непонимание, похоть и… влюбленность?
Да.
А затем все планы полетели к чертям. Трахать замороженных кукол мне никогда не нравилось, а Алина именно замерзла, застыла, и нихера было не вытрясти из нее, даже когда рядом с собой уложил в кровать.
То пыталась отвернуться, отстраниться, то в глаза заглядывала требовательно, ища там что-то. Нашла? Нет?
Блять, иногда я ненавижу ее возраст. По паспорту – взрослая, а ментально – малолетка, которую такой же малолетка и может понять. Я уже закостенел для этого.
После душа спустился вниз, на кухню.
Алина за столом, вертит в изящных пальцах матовый конверт.
— Привет, – подошел к ней, чуть склонился, и приподнял ее подбородок. — Поцелуй меня.
— Вчера нацеловались, – ответила не грубо, но рассеянно.
Притянул к себе, сдавив ее щеки, и заклеймил губы поцелуем.
— Что с тобой опять? Почему такая?
— О папе думаю.
— И?
— И ничего, – внимательно взглянула она на меня. — Пока что ничего не надумала.
Слышал, что женщины считают, что интуиция у них развита. Сердце прихватывает, душа ноет, и прочее-прочее. У меня не интуиция, а жизненный опыт. И этот опыт кричит, что грядет пиздец.
Алина не может знать про Руслана, она его тело только в морге видела, и то мельком. Кого надо я припугнул, кому-то бабла дал, и время смерти определили то, которое нужно мне.
Она не узнает, и не должна узнать.
— Первого января могла бы о чем-то более радостном подумать.
— Вот, – Алина протянула мне аккуратно вскрытый конверт. — Более радостное. Тоже думаю над этим. Один из твоих бандитов передал. Открой.
Вытащил из конверта плотный, дорогой лист бумаги.
На нем вензеля, аромат цветочных духов, и текст.
— Хм, – пробежался глазами по писульке, — значит, Лариса нас зовет на ужин.
— Сегодня, – уточнила Алина. — Мы
