уклониться. Я мог бы разбить себе голову – или сойти с ума. Но это не для меня. Я готов понести кару – со всеми последствиями такого решения. А они, как я уже говорил, ужасны! Это случается четыре раза в год, по определенным дням. Так продолжается два десятка лет и кончится только с моей смертью. Это моя повинность, ради нее и живу. Так я об этом думаю. По-моему, разумная позиция!
– Достойная восхищения! – воскликнул я. – Но меня переполняет и любопытство, и сочувствие.
– В первую очередь любопытство, – поддел меня собеседник.
– Ну, если бы я знал точно, что с вами стряслось, я бы испытывал большую жалость.
– Весьма признателен. Мне не нужна ваша жалость, она мне не поможет. Я вам кое-что расскажу, но не для собственного, а для вашего блага. – Надолго замолкнув, он стал оглядываться, словно опасался, как бы его не подслушали. Я изнывал от нетерпения, но он меня разочаровал. – Вы по-прежнему изучаете теологию? – спросил он.
– А как же, – ответил я с долей раздражения, которую, быть может, не сумел скрыть. – За полгода эту премудрость не освоишь.
– Полагаю, вы правы, если осваивать исключительно по книгам. Вы ведь знаете поговорку: «Опыт – лучший учитель»? Вот я в теологии поднаторел.
– Понимаю, вы учились на собственном опыте, – сочувственно кивнул я.
– Вы, конечно, читали о бессмертии души, знакомы с умствованиями на эту тему Джонатана Эдвардса и доктора Хопкинса[49] и решили, опираясь на источники, что теория верна. А я видел все вот этими глазами, осязал вот этими руками! – Он вскинул вверх свои стариковские кулаки и грозно ими потряс. – Такое свидетельство весомей, но как же дорого я за него заплатил! А вам лучше учиться по книгам, – наверное, так вам суждено. Вы очень хороший юноша и никогда не отяготите свою совесть преступлением.
Руководимый юношеским легкомыслием, я ответил, что и хорошему юноше, будущему доктору богословия, не чужды, как я надеюсь, человеческие страсти.
– Но у вас спокойный, доброжелательный нрав, – возразил старик. – Таков и я – сейчас! Однако в прежние времена я бывал жесток… очень жесток. Вам следует это знать. Я убил собственное дитя.
– Ваше дитя?
– Я поверг ее наземь и оставил умирать. Меня не повесили только потому, что она умерла не от моей руки. Виной всему слова – мерзкие, непростительные. Слова поступкам рознь, нами правит великий закон! Так вот, сэр, я могу утверждать, что ее душа бессмертна. Мы уговорились встречаться четыре раза в год, и это моя кара!
– Она вас не простила?
– Простила, как прощают ангелы! И именно это невозможно вынести – то, как она спокойно и ласково на меня глядит. Лучше бы она вонзила мне в сердце кинжал… О боже, боже мой! – Капитан Даймонд склонил голову на руки, сцепленные на рукояти трости.
Я был поражен и тронут. Пока он сидел в такой позе, задавать вопросы казалось неуместным. Прежде чем я решился снова заговорить, капитан медленно встал и плотнее закутался в свой старый плащ. Он не привык делиться своими бедами, и воспоминания разбередили ему душу.
– Мне пора, – сказал он. – Поплетусь восвояси.
– Может быть, мы еще встретимся, – сказал я.
– Стар я, суставы болят, слишком далеко мне сюда добираться. Приходится себя щадить. Бывает, месяц кряду только и делаю, что сижу в кресле да курю трубку. Но с вами я бы охотно увиделся. – Замолкнув, старик остановил на мне взгляд, одновременно добрый и устрашающий. – Наверное, иной раз хорошо было бы пообщаться с юной, неиспорченной душой. Новое знакомство – это всегда приобретение. Как вас зовут?
В кармане у меня лежал томик «Мыслей» Паскаля[50], где на форзаце были написаны мое имя и адрес. Я вручил книгу своему старшему другу.
– Возьмите, будьте так любезны. Я очень люблю эту книгу, и она вам кое-что обо мне расскажет.
Старик взял книгу, медленно раскрыл и ответил мне благодарной улыбкой.
– Я не большой любитель чтения, но не откажусь от подарка – первого со времени… моего несчастья. И последнего. Спасибо, сэр!
И он удалился с томиком в руке.
В последующие недели я часто представлял себе капитана одиноко сидящим в кресле с трубкой в зубах. Больше он мне на глаза не попадался. Но я надеялся на удачу, и через три месяца, в последний день июня, мне показалось, что она близка. В июне сумерки наступают поздно, и я с нетерпением ждал их. Наконец в ясную летнюю погоду я снова посетил владения капитана Даймонда. Вокруг дома все зеленело, за исключением больных деревьев в саду на задворках: серые и печальные, они выглядели точно так же, как под декабрьским небом в день, когда я их впервые увидел. Приблизившись, я понял, что опоздал, ведь я планировал встретить капитана Даймонда на подходе к дому и смело попросить разрешения войти с ним вместе. Но он меня опередил, в окнах уже горели огоньки. Разумеется, я не захотел беспокоить старика во время встречи с призраком и стал ждать, когда он выйдет. Через некоторое время огоньки погасли, и капитан Даймонд выбрался наружу. В этот раз он не стал кланяться дому с привидениями, потому что заметил своего свободного от предубеждений юного друга, с видом скромным, но решительным утвердившегося у крыльца. Капитан остановился, созерцая меня с грозной гримасой, которая на сей раз вполне соответствовала ситуации.
– Я знал, что вы здесь, – сказал я. – И пришел намеренно.
С растерянным видом он беспокойно оглянулся на дом.
– Простите, если я позволил себе лишнее, – добавил я, – но вы сами меня поощрили.
– Откуда вы узнали, что я буду здесь?
– Догадался. Вы рассказали мне половину истории, а я домыслил вторую половину. Я очень наблюдателен; этот дом я заметил, когда однажды проходил мимо. Мне показалось, что с ним связана какая-то тайна. Когда вы любезно поделились со мной тем, что видите духов, я заключил, что такое возможно только в этом месте.
– В уме вам не откажешь! – воскликнул старик. – А что привело вас сюда именно сегодня?
Мне пришлось немного слукавить.
– О, я часто здесь бываю. Люблю смотреть на этот дом… он меня завораживает.
Старик повернулся и тоже посмотрел.
– Снаружи ничего особенного.
Очевидно, он понятия не имел о том, какое необычное впечатление производит наружность дома, и, слыша эти слова, тем более в сумерки, у самого порога мрачного обиталища, мне легче было поверить в то, что внутри его хозяину видится что-то странное.
– Я надеялся, мне как-нибудь выпадет случай заглянуть внутрь, – проговорил я. – Думал, вдруг я вас тут встречу
