предлагаешь?
– Ничего я не предлагаю! Но я хочу, чтобы в твоем отчете было отмечено мое особое мнение.
– Без проблем, – ответил Матвей. – Но ты же понимаешь, что оно ни на что не повлияет?
41
Оля отвернулась, не желая продолжать разговор. Убедившись, что продолжения не будет, Митя вернулся к прерванной теме:
– Я не совсем понял про закладку. Допустим, она есть – и что дальше? Надо найти ее и запустить? Вот так просто?
– Не совсем, – ответил Матвей. – Было бы просто, близнецы бы сами с этим справились. Видимо, чего-то им все же не хватает. Может, проблемы с ресурсами. Или с топологией. Гадать можно бесконечно.
– Я не о том, – поморщился Митя. – Хорошо, допустим, мы активировали закладку, раскрутили центробежку. И что? Оболочка не выдержит давления и взорвется? А как же гигабайты кода – они что, бесследно исчезнут? Так же не бывает.
– А если ты надуваешь шарик, и он лопается – разве резина куда-то исчезает? – спросил Матвей. – Нет, она вся здесь, до последней молекулы. Вот только шарика больше нет, и склеить его обратно нельзя никаким клеем. Фарш невозможно провернуть назад.
От слова «фарш» Бориса передернуло. К информационной системе оно вряд ли подходило, зато живо напомнило о «мясных ублюдках» – именно так называли людей роботы в дешевых комиксах. Он только сейчас осознал, что их схема с оболочкой личности подходит к ним самим куда больше, чем к искину. Это было неприятное открытие; своя цельность и непрерывность всегда представлялась ему незыблемым монолитом – но никак не мыльным пузырем, готовым в любой момент разлететься радужными брызгами. Борис достал из холодильника бутылку с водой, отвинтил крышку и сделал несколько жадных глотков.
– Слушайте, если все дело только в балансе сил, то разве у людей личность не должна точно так же распадаться? И не у единиц, но массово, среди лично знакомых. За свою жизнь люди чего только не переживают – а умирают в здравом уме и трезвой памяти.
– Не все… – начал Митя, но Матвей жестом остановил его.
– У хомосапа век недолог, и потому так сладок он! – продекламировал Матвей. – Видимо, наша телесная оболочка распадается гораздо раньше, чем начинаются проблемы с личностной оболочкой. А вот жили бы мы лет по триста… Впрочем, тульпы когда-нибудь ответят и на этот вопрос. К сожалению, не в нашей жизни.
За столом воцарилось тягостное молчание – вопрос действительно был неприятным, а Матвей просто ушел от ответа. Митя оглядел мрачные лица друзей и постучал пальцами по столу.
– Ну что, минута скорби по мимолетности бытия закончилась? Уже можно говорить?
И не дожидаясь ответа, продолжил:
– У меня еще вопрос. Если мы все же найдем и запустим закладку, как мы узнаем, что она сработала? Искин ведь себя почти не проявляет.
– Должно уменьшиться количество странных смертей у людей, стоящих на ключевых позициях, – ответил Матвей. – Но об этом можно будет судить разве что через год, а то и позже.
– А других критериев разве нет? – спросил Митя.
– Я думаю, закроется проект раздельного обучения детей, – неожиданно для самого себя ответил Борис. – Вот не верю, что люди этого действительно хотели. Наверняка было какое-то внешнее принуждение.
– А что? Вполне возможно! – оживился Митя.
Оля повернулась к ним.
– Матвей! Я снимаю свое особое мнение.
Борис нашел под столом руку девушки и легонько сжал ее. Матвей кивнул Оле:
– Отлично. Но, боюсь, мы делим шкуру неубитого медведя. Мы ничего не знаем об этой гипотетической закладке, и шансов что-то узнать у нас практически нет.
– Да ну? – широко улыбнулась Оля. – Что, настоящие мужчины не ищут легких путей? Спасение мира непременно должно быть трудным и опасным? Но почему бы нам не поступить проще? Я могла бы завтра съездить в «Сосновый бор» и поговорить с Мышкой. Спросить ее об этой закладке. Или для вас это слишком просто?
– Не думаю, что у тебя что-то получится, – ответил Матвей, – только привлечешь к нам еще больше внимания. Если бы Мышка хотела, она бы уже все тебе рассказала. Но провал вашей миссии говорит о том, что близнецы пока не готовы поделиться с нами этой информацией. У них ведь есть все основания ненавидеть нас – воспитанных любящими родителями. За то, что мы лишили их этого счастья во имя какого-то дурацкого научного опыта.
– Но они же сами просили помощи, разве нет? – спросил Борис.
Матвей тяжело вздохнул.
– У кого?! У всемогущих взрослых, которые могут самостоятельно во всем разобраться. Которым не нужна помощь нашкодивших ребятишек. Но сейчас близнецы, видимо, уже поняли, что мы отнюдь не боги. И спрос с нас теперь будет совсем другой.
– Хорошо, а нам-то что теперь делать? – спросила Оля.
– Ждать. Близнецы ведь все прекрасно понимают. Возможно, когда-нибудь они простят нас, почувствуют себя частью нашего мира и захотят нам помочь. И тогда кто-то из них придет сюда.
– «Когда-нибудь» – это когда? – спросил Борис.
– Не знаю. Может, через неделю. Или через год. Или никогда.
42
Все вопросы были закрыты, все планы рассмотрены и отвергнуты. Матвей поблагодарил друзей за работу и объявил о роспуске группы.
– У крыльца вас ждет машина. Можем подбросить до аэропорта, еще успеете на ночной рейс.
Борис посмотрел на Олю, но та отрицательно мотнула головой:
– Нет, я домой. Хочу привести мысли в порядок. Слишком много потрясений для одного дня.
Они вышли в широкий вестибюль с зеркальной стеной. Их отражения шли им навстречу, и Борис вспомнил, как они первый раз вошли в это здание. Оля была в том же топике и в той же короткой юбке, он – с тем же чемоданом на колесиках и кофром через плечо. Как будто растянутая пружина времени сматывалась обратно – еще чуть-чуть, и все забудется, не останется и следа от их жалких метаний. В той же обратной перемотке они сдали значки «3К» и прошли через вахту. На входе какая-то девчонка с тощими косицами что-то доказывала невозмутимому охраннику.
– Катька! – радостно воскликнула Оля, разводя руки и бросаясь к девочке. – Я так тебе рада!
Мышка рванулась навстречу, обняла, прижалась щекой к Олиной груди. Борис растерянно огляделся.
– Катя, а где твои вещи?
– Я налегке, – ответила Мышка, не отрываясь от Оли.
Она улыбнулась, и Борис поразился тому, как расцвело вдруг ее лицо – одно из тех лиц, которые улыбка меняет неузнаваемо. Странно, – подумал он, – а я ведь еще ни разу не видел, как Мышка улыбается. И даже не обратил на это внимания, идиот – хотя должен был. Чем мы вообще там занимались? И чем мы сейчас занимались здесь?
