позаботился?
Я покопался в памяти, силясь восстановить ночные события… Отчетливо помню, как Сервиндейл, не слушая моих жалобных писков протеста, взял меня за шкирку и потащил к любезно предоставленным сиром Далтоном лошадям. Затем была, практически стершаяся из памяти, ночная скачка до Базела… Смутно припоминаю отель, куда меня буквально приволок длинный маг… к этом времени я, наверно, был уже без сознания от усталости… Ванна, хихикающие служаночки…
Служаночки? Твою ж мать! Мозг раскаленной иглой пронзили ночные воспоминания.
Вот это позор! О Ушедшие, да это же настоящее пятно на чести Аски Фиорентийского, известного любителя женщин! Меня же чуть ли не час терли во всех места две молодухи, а я лежал мертвым кулем?! О ужас!
Я в панике зашарил под одеялом… ф-ф-ух, причиндалы исправно сработали, отозвавшись на мысли о молодухах. Долбаная нервотрепка! Моя тонкая душевная организация не приспособлена к подобным событиям, я не привык созерцать непрерывный поток трупов и злодеев, с настойчивостью достойной лучшего применения, стремящихся меня укокошить.
И, судя по всему, вскоре мне предстоит отбыть в место, где подобная хренотень в порядке вещей! О яйца дашака, ну как ты умудрился вляпаться в это дерьмо, а Аска?!
И че делать?
Сервиндейл не производит впечатление простофили, которого можно обвести вокруг пальца. А треклятые последыши? Держу пари на мои уши, что стоит мне остаться без присмотра, рядом тут же окажется какой-нибудь ублюдок с очередным ручным орком!..
Раздался решительный стук в дверь. Стучавший не утрудил себя ожиданием разрешения войти, и тут же завалился в номер. Естественно, это был Сервиндейл. Хмурый, собранный, с расчесанной подстриженной бородкой, он держал в руках увесистую котомку и длинный уродливый сучковатый посох. И где он только нашел такую срань?
— Проснулся? Умывайся, и идем обедать. И прихвати свое барахло, — бросил он и скрылся.
Пробормотав ругательство вслед исчезнувшему магу, я выполз из-под одеяла… О Ушедшие, все бы отдал за бутылочку эльфийской бормотухи! Тело ломило, крутило, знобило и вообще… оно явно не хотело тащиться, бесы знает куда!
Моего вчерашнего зассанного костюма видно не было. Наверно, служанки утащили постирать. Пришлось копаться в манатках и доставать другой. Увы, выбор был невелик. Съезжая со съемной квартирки в квартале Студиозусов близ Белой Цитадели, где я прожил последние три года, мне пришлось распродать свой внушительный, накопленный за время учебы, гардероб. Сердце обливается кровью, лишь только я вспоминаю эту груду замечательных и памятных вещей! Чего стоит ценцерентийский палантин из тонковыделанной шерсти ценцерентийских же козлов, что был в моде в позапрошлом сезоне. Конечно, нынче, когда ветреная континентальная мода вновь сменилась, его оранжевый цвет совершенно не подходит к мягким постельным тонам, в кои выряжаются все модники от Барки до Масандеи. Но, бесы меня прибери, как я привык к его нежным обволакивающим объятиям, за то время пока таскал его на все ночные свидания полгода кряду! Или широкополая фетровая шляпа из какого-то гномьего царства с непроизносимым названием? Помнится, я два дня тенью преследовал толстопузого гнома-купца, пока он не продал мне ее за сумасшедшие деньги!
Все, все пришлось распродать, раздарить, раздать! В новую жизнь — с новым гардеробом!
Я быстро натянул классическую батистовую камизу, подвязал полосатые черно-белые шоссы (писк прошлогодней ценцерентийской моды), и на минуту задумался — надеть стеганый бежевый пурпуэн или ярко-красную баркийскую котту? В конце концов, остановился на котте, раз уж я сегодня шлю континентальную моду в задницу хандагадарским ханам, то слать буду со всей решимостью!
Процесс облачения несколько вывел меня из сумрачного настроения, но стоило выудить из котомки маленькое посеребренное зеркальце и увидеть в нем какого-то хмурого хрена с кругами под глазами и большим фингалом густого фиолетового цвета, как оно тут же улетело в Бездну. Вздохнув, я поспешил вниз.
Сервиндейл удивленно покачал головой, увидев мой наряд, но быстро потерял ко мне интерес и уткнулся в тарелку.
Трапеза прошла в молчании, я даже не улыбнулся на загадочное подмигивание служанки, что притащила поднос с кушаньем, так был погружен в свои думы. А обдумывал я одно — как, бесы меня раздери, мне отделаться от трижды трахнутого мага?! Он явно втемяшил себе в голову, что я беспрекословно потащусь в эту его задницу мира на краю света! И даже несколько бокалов превосходного самманского вина не добавили мне веселья. Я изредка бросал взгляды на такого же хмурого мага, который также погруженный в свои мысли механически уничтожал отлично зажаренных голубей в остром соусе.
Наконец, отставив полную косточек, тарелку, Сервиндейл обратил на меня внимание.
— Так откуда ты взялся, виршеплет?
Твою мать! Я чуть не поперхнулся крылышком от такого многообещающего начала разговора.
— М-м-м… Нагулял меня граф… наверно, как раз где-то в ваших краях…
— ?
— Он никогда об этом не распространялся. Он… гм… не очень любил на меня любоваться… — И это еще мягко сказано! Старый ублюдок! Даже подарки на День Рождения, как выяснилось позже, от его имени покупала моя нянька Сента. Ядрено колено, да даже вчера я не удостоился ни единого, даже сердитого, взгляда! Я для него просто пустое место! Нет, не то чтобы я страстно желал внимания этого мудака, такие времена остались в глубоком детстве, но… А-а-а к бесам! — Вообще-то, я и припомнить-то не могу, чтобы когда-нибудь говорил с ним наедине… Все что я знаю, мне рассказала моя нянька, старая Сента. Она работала горничной в замке еще при графе Арнольде и графине Энди.
Я прервался, чтобы налить самманского, коим нам сдобрили обед.
— Не налегай. Продолжай.
Вот урод! Но ему хотя бы интересно. И я продолжил.
— Так вот. Нянька Сента рассказывала, что Наследник Хисар в молодости, ездил отдавать Долг в Пограничье, но не прошло и полугода, как он вернулся. Причем, вернулся он оттуда злющий-презлющий… Гм… — собстна, после вчерашнего выступления старого пердуна теперь понятно почему. — Ну а спустя год в Сантан прибыл корабль, с которого сошел эльф с корзинкой и письмом. В корзинке был я, а в письме было только имя — Аска. Ну и скандал же был!
Ха-ха! Представляю, что был за переполох в те дни! Небось, вся ойкумена не менее года чесала языки по этому поводу!
— Наследник-то был к тому времени женат! По замку бегал четырехлетний Рон и все это драное семейство бегало за ним по пятам. Старая графиня Энди души не чаяла в своей невестке, и когда узнала о бастарде, до самой своей кончины, так и не разговаривала с моим долбаным папаней.
— Гм… — глубокомысленно изрек маг и вылил себе в бокал остатки вина, на которые я уже было положил глаз! — Откуда ты все это знаешь? Ты разве жил в замке?
— Ха, нет, конечно! Что старый граф Арнольд, что его сынок, по недоразумению Провидения ставший моим папаней, меня и видеть не желали, но мало ли что ль бастардов голубых кровей бегает по ойкуменам? Сняли дом, выделили содержание и приставили ко мне горничную, старую Сенту. Так я и прожил до двенадцати лет. Потом Сента умерла, и еще три года за мной присматривала графская повариха Берта. Все это время Наследник Хисар, затем ставший графом да Рома, исправно оплачивал моих учителей. А в пятнадцать лет меня отдали на обучение в университорию «Белая Цитадель». Ну, как-то так, если коротко…
Я замолк. Маг, прихлебывая самманское, что-то задумчиво разглядывал за окном. А я все думал, как же мне от него отвязаться.
Наконец, поставив бокал на стол, он резко поднялся и спросил:
— Ты готов к дороге, виршеплет?
— Да, но… — была не была, сейчас или никогда! — Я…
Но маг, недослушав, подхватил свою котомку с посохом, и бросил:
— Жду тебя на улице. — И скрылся из залы.
Твою мать! Сбежать? А как? Это же ойкумена! Глыба в двадцать километров в поперечнике, куда тут убежишь?!
Я уныло поплелся за своими шмотками. Мой вчерашний костюм, еще влажноватый, был аккуратно сложен на кровати. Сколько ж Сервиндейл отвалил за подобную расторопность? В клоповнике старины Шата я подобной предупредительности
