– Господи, вот это человек! Томми, ты сказал, что он врач? Все женщины в этой деревне наверняка мечтают каждый день ложиться под его скальпель.
– Он не тот врач, – автоматически отозвался Линли и вылил остатки пива под пальму, на сухую землю. – Он занимается в Пензансе медицинскими исследованиями.
Именно поэтому доктор в первый раз явился в Ховенстоу. Тогда ему было тридцать, и его пригласили к умиравшему графу, у которого не было надежды на выздоровление. С обычной для него прямотой он сказал, что ничего не может предложить, кроме химиотерапии. Никаких других таблеток нет, что бы они ни читали и как бы ни хотели верить в лучшее. Тело умирает, потому что не в состоянии остановить продуцирование клеток, а ученые слишком мало знают, хотя работают и ищут, но пройдут еще годы и годы, десятилетия… Он говорил, как бы прося прощения – редкое понимание и сочувствие.
Граф же мучился, терял силы. Потом умер. Его похоронили и оплакали. Все были в трауре, кроме Родерика Тренэр-роу.
Глава 9
Нэнси Кэмбри убрала последние кружки в коробку, чтобы их отнесли обратно в «Якорь и розу». Силы оставили ее. Чтобы начать продажу пива вовремя, ей пришлось забыть об обеде, так что у нее вдобавок кружилась голова от голода. Закрыв коробки, она с облегчением вздохнула – на сегодня все.
Рядом ее хозяйка – грозная миссис Свонн – с обычной дотошностью пересчитывала выручку. Беззвучно шевеля губами, она считала купюры и монеты, записывая цифры в свой красный гроссбух, и довольно кивала головой. Киоск оправдал себя.
– Я ухожу, – с запинкой проговорила Нэнси. Она никогда не знала, чего ждать от миссис Свонн, которая не умела управлять своими настроениями. Ни один бармен не задерживался у нее дольше чем на семь месяцев. Нэнси как будто собиралась стать первой. Деньги, деньги, мысленно говорила она себе, когда миссис Свонн впадала в очередную истерику. Ты ничего не слышишь, пока тебе платят.
– Прекрасно, Нэнси, – пробурчала миссис Свонн, махнув рукой. – Пока.
– Прошу прощения за телефон.
Миссис Свонн фыркнула и обломком карандаша почесала в волосах.
– Звони своему отцу в свободное время, девочка. А не в рабочее.
– Да. Хорошо. Я запомню. – Умиротворение было обоюдным. Нэнси крепко держалась за дверь, стараясь умилостивить миссис Свонн, но при этом не выдать своих истинных чувств. – Я быстро учусь, миссис Свонн. Вы увидите. Никому еще не приходилось повторять мне одно и то же дважды.
Миссис Свонн вскинула на нее свои крысиные глазки, загоревшиеся огнем:
– И у своего муженька тоже быстро учишься? Всему учишься, полагаю? Правильно?
Хотя на площадке еще не погасили огни, там оставались лишь Линли со своими гостями и актеры-любители. Нэнси не сводила с них взгляда. Пока Сент-Джеймс и леди Хелен ждали среди свободных кресел, Линли вместе с актерами позировал для своей невесты. Вспышка освещала одно довольное лицо за другим. Линли все переносил с обычной любезностью. Он беседовал с ректором и его женой, смеялся веселым репликам леди Хелен Клайд.
Легко ему живется, думала Нэнси.
– Они такие же, как мы, дорогая, что бы тебе ни казалось.
Нэнси вздрогнула, почуяв в словах хозяйки обычный яд, и увидела сидевшего возле ограды мистера Тренэр-роу. Весь вечер она старательно избегала разговора с ним и даже пряталась, когда он подходил за очередной кружкой пива. Теперь бежать было поздно. Он уже шел к ней.
– Ты беспокоишься из-за дома, – сказал он. – Не надо. Не выставлю же я тебя на улицу. Мы все уладим сами – Мик и я.
Нэнси почувствовала, как пот выступил у нее на спине, несмотря на его ласковый тон. Как ночного кошмара, она боялась встречи с ним, выяснения отношений, извинений. А хуже всего было то, что в десяти футах стояла миссис Свонн, поднявшая голову от ящика с деньгами, едва до ее ушей долетело имя Мика.
– У меня будут деньги, – пролепетала Нэнси. – Я достану. Вот увидите.
– Да не волнуйся ты, Нэнси, – проговорил Тренэр-роу, на сей раз настойчивее. – Тебе совсем не нужно было просить лорда Ашертона. Пришла бы ко мне.
– Нет. Понимаете…
Нэнси ничего не могла объяснить ему, не обидев. Он бы все равно не понял, почему ей проще просить Линли, чем его. Ведь помощь от Линли не была бы благотворительностью, потому что он не судил ее, а поддерживал по дружбе и из сострадания. Больше ни от кого Нэнси не могла ожидать ничего подобного, не открыв предварительно обстоятельства своего замужества. Даже теперь она понимала, что доктор Тренэр-роу оценивает ее положение. Даже теперь она чувствовала его жалость.
– Ведь повышение ренты…
– Пожалуйста! – выкрикнула Нэнси и промчалась мимо него, прочь со школьного двора – на улицу. Она слышала, как доктор Тренэр-роу окликнул ее, но не остановилась.
Растирая болевшие после вечерней работы руки, Нэнси бежала по Пол-лейн в сторону Айви-стрит, которая вела в сложное сплетение улиц и переулков, составлявших сердце деревни. Здесь были брусчатые мостовые, слишком узкие даже для одной машины. Днем, особенно летом, сюда приходили туристы пофотографировать живописные дома с необычными крышами и веселыми двориками. По вечерам единственное освещение шло из окон, а темнота и множество кошек, нашедших себе убежище на горе повыше деревни и по ночам опустошавших мусорные баки, не способствовали прогулкам.
Галл-коттедж располагался немного в стороне, на углу Вирджин-стрит, и был похож на белый спичечный коробок с синими оконными рамами и обильно цветущей фуксией рядом с входной дверью. Отцветшие кроваво-красные цветы покрывали почти все пространство вокруг.
Чем ближе была Нэнси к дому, тем неувереннее становилась ее походка. Не доходя трех домов, она услышала шум.
Наверняка Молли плачет.
Нэнси посмотрела на часы. Почти полночь. Молли давно пора было накормить, и тогда она бы крепко спала. Какого черта Мик не присмотрит за ребенком?
Возмущенная равнодушием мужа к собственной дочери, Нэнси быстро пробежала остаток пути, миновала садовую калитку и торопливо приблизилась к двери.
– Мик! – позвала она.
Наверху, в единственной спальне, кричала Молли, и Нэнси в ужасе представила себе испуганное красное личико, извивающееся тельце. Она толкнула дверь:
– Молли!
Оказавшись внутри, Нэнси опрометью бросилась к лестнице и, перескакивая сразу через две ступеньки, почти мгновенно оказалась в спальне. Здесь было нестерпимо жарко.
– Молли! Девочка! Крошка! – Нэнси подхватила дочь и обнаружила, что она вся мокрая, пахнет мочой, что ее тельце пылает, золотистые завитки волос на головке тоже были мокрые. – Хорошая девочка. Что с тобой? – шептала она, занимаясь ребенком. – Майкл! Мик! – крикнула она, перепеленав Молли.
Прижав к себе дочурку, Нэнси спустилась по лестнице и, громко стуча каблуками по деревянному полу, направилась в кухню. Первым делом надо накормить дочь. Тем не менее она позволила себе небольшой взрыв злости.